На плоской вершине утеса лежал человек. Он зорко всматривался в даль, пытаясь обнаружить хоть какие-нибудь признаки жизни на просторах раскинувшейся перед ним равнины. Но ничто не нарушало мертвенного покоя безотрадной, выжженной пустоши…
Вторая ночь пути застигла Улла среди скал — равнина, которую он пересек, и то место, где он отдыхал, остались далеко позади. Он почти уже преодолел второй хребет, но, несмотря на это, шел, не сбавляя шага. Накануне его мучила жажда, и он пожалел о той глупой прихоти, что толкнула его на это опасное путешествие. Но в то же время разве мог он оставаться один на один с трупом в той маленькой, выжженной солнцем долине? Пытаясь убедить себя в правильности своего решения, Улл спешил и спешил вперед, напрягая последние силы.
И вот уже осталось всего несколько шагов до прохода между скалами, за которыми открывался вид на земли, лежавшие по ту сторону гор. Улл устало карабкался вверх, то и дело срываясь и ушибаясь о камни. Она была совсем близко — та страна, где, по слухам, живут люди; страна, о которой в пору его детства ходили легенды. Путь был долгим и многотрудным, но цель стоила того. Гигантский валун загородил ему обзор; трепеща от волнения, он взобрался на него и при свете заходящего солнца увидел страну своей мечты; радостно глядя на жалкую кучку домов, прилепившихся к подножию дальнего хребта, он вмиг позабыл и о жажде, и об устало ноющих мышцах.
На этот раз Улл не стал делать передышку. То, что он увидел, дало ему сил кое-как пробежать, проковылять, а под конец и проползти оставшиеся полмили. Ему казалось, будто он различает снующие среди хижин фигуры людей. Тем временем солнце — ненавистное, смертоносное солнце, принесшее гибель человечеству, — почти зашло за цепь гор, и до самого последнего момента Улл не мог быть уверен в деталях той картины, что стояла перед его взором. Но вот наконец и хижины.
Они были очень старыми — глиняные кирпичи веками сохранялись в условиях сухой неподвижной атмосферы гибнущей планеты. Вообще-то она, эта планета, не так уж сильно изменилась, если только не считать ее живой природы — трав да этих жалких последних людей.
Распахнутая настежь дверь ближайшей хижины висела перед ним на грубо сработанных деревянных крючьях. Уже смеркалось, когда Улл, до смерти усталый и разбитый, переступил порог и, до боли напрягая утомленные глаза, принялся искать взглядом долгожданные лица людей.
А спустя мгновение он повалился на пол и зарыдал, ибо за столом, откинувшись к стене, сидел в неестественной позе старый, давным-давно высохший скелет.