Но всё это могло теперь исчезнуть. Она ни за что не должна была подписывать то соглашение! Ослеплённая гневом, она поддалась его тактике запугивания, и то, что она сделала, только укрепило его во мнении о ней как о корыстной соблазнительнице. А то, что она приобрела, было потеряно в один момент.
Медленно, с опущенной головой двигаясь вперёд, Джессика с тоской думала о свадьбе с Николасом и их общих детях — что вряд ли случится теперь, — как вдруг услышала приглушённый шум голосов. Она почти наткнулась на парочку, прежде чем поняла это. Она остановилась, но они, казалось, не заметили её. Смутные силуэты угадывались в сумерках: женское платье бледным пятном сливалось во тьме с мужским смокингом — они обнимались.
Стараясь двигаться тихо, Джессика отступила, собираясь уйти не привлекая к себе внимания, как вдруг женщина, резко выдохнув, простонала:
— Николас! Ах, любовь моя…
Ноги Джессики приросли к земле и отказались повиноваться, потому что силы покинули её. Николас? Её Николас? Она была слишком ошеломлена, чтобы что-то почувствовать. На самом деле она не поверила в это. Наконец, ей удалось повернуться и ещё раз посмотреть на переплетённую пару. Диана. Ну, конечно же, Диана. Она узнала этот голос. И — Николас? Склонённая темноволосая голова, мощные плечи — это мог быть Николас, но у неё не было уверенности. И вот он поднял голову и негромко произнес по-английски:
— Что случилось, Диана? Разве никто не заботился о такой прелестной девушке, как ты?
— Нет, никто, — прошептала она. — Я ждала тебя.
— Ты была так уверена, что я вернусь? — с удивлением в голосе спросил он, поднимая голову, чтобы взглянуть на её красивое, обращённое вверх лицо.
Джессика отвернулась, не желая видеть, как он снова поцелует другую женщину. Боль затопила её, вырываясь наружу, когда она поняла, что Николас был тем мужчиной, который так страстно обнимал Диану, но Джессика решительно загнала свою боль внутрь. Если бы она отпустила её, то заплакала бы и выставила себя дурочкой, поэтому она надменно вскинула подбородок и проигнорировала сжимающие грудь тиски и вонзающийся в неё нож. Позади себя она услышала, как он зовет её по имени, но стремительно летела через внутренний дворик под защиту дома и толпы гостей. Люди теперь улыбались ей и разговаривали с нею, и она, приклеив слабую улыбку на свои непослушные губы, неторопливо пробиралась к неофициальному бару.
Здесь каждый сам обслуживал себя, создавая собственный напиток, так что Джессика налила себе щедрую порцию терпкого белого вина и потягивала его, непрерывно фланируя по залу, улыбаясь, но не позволяя втянуть себя в беседу. Она не могла сейчас ни с кем разговаривать, она будет только прохаживаться, потягивая вино, и сосредоточит все свои усилия на преодолении жестокой боли внутри себя. Она не была уверена в том, как выйдет из ситуации: была ли она достаточно сильна, чтобы уйти с Николасом, или будет лучше вызвать такси, — но она побеспокоится об этом позже. Позже, после того, как выпьет достаточно вина, чтобы притупить чувства.