Она замерла под моим взглядом, потом решительно кивнула и на самом деле мерцнула так, как я видел лишь однажды. Их процесс перевоплощения на самом деле имеет мало общего с трансформациями оборотней. Разве что с драконьими видоизменениями можно найти несколько схожих черт.
Теперь на меня смотрели желтые глаза молоденькой мерцающей. Вздохнув, я откинулся на спинку кресла и уже не потребовал, а попросил:
– Расскажи мне все, что как тебе кажется, ты можешь рассказать, не предавая своих друзей.
Она удивилась такой моей формулировке, но, лишь несколько секунд помедлив, попыталась объяснить, с чего началось это их тайное общество. Мне ничего не оставалось, как слушать и удивляться. Все-таки не зря в мире Андрея существует поговорка – век живи, век учись. Похоже, пришло мое время чему-то путному на старости лет научиться.
Андрей
Сижу, смотрю на Ира, а он все еще прижимает меня к стулу, навалившись на плечи. Стоит рядом и смотрит в сторону дверного проема, в котором скрылся Карл. Мне хочется спросить. А если хочется, то почему бы не сделать этого?
– Правда, что у вас дети… Ну, как фонтанчики, если неправильно в первый раз мерцнули?
– Ты думаешь, я ему тут врал? – почти рычит он, и я понимаю, что товарища секретаря пора приводить в чувства. И напомнить, ху из ху.
– Ир, прекращай. Я знаю, что ты уже не в пограничном своем состоянии, а в нормальном. Что за истерики, я не пойму?
– Не поймешь? – почти выплевывает он мне в лицо и резко отступает. Поворачивается спиной и начинает возиться с чайником. Да, хорошая мысль, я бы тоже сейчас чайку тяпнул.
– Ир, послушай, не знаю, почему ты тут с Карлом так откровенничать начали, но я ведь тут ни при чем, правда? Ты сам ему все рассказал, и… – он резко швыряет в раковину металлическую крышку от чайника, которую только-только собирался водрузить на место.
Раздается грохот. Я осекаюсь. Мерцающий, не поворачиваясь ко мне, упирается руками в кухонный стол, склоняется над ним и тихо произносит слова, от которых мне становится жутко, а по спине пробегает неприятный холодок.
– Ты хоть понимаешь, что они тебя чуть не угробили? Да как им вообще могло прийти в голову это лечить?! – восклицает Ир, а я смотрю ему в спину и чувствую, что меня начинает трясти.
Зачем он напомнил? Я ведь за эти годы хорошо научился не вспоминать о том случае.
– И ты любишь их таких? – так и не дождавшись от меня никаких слов, спрашивает он и поворачивается лицом. – Признайся!
– Они мои родители, Ир, – получается почему-то тихо и хрипло. Все просто – меня жжет изнутри стыд. За них… За себя… Поэтому я продолжаю говорить. Пытаюсь отгородиться словами от всех этих неуместных с его стороны вопросов. – Моя семья. Понимаешь? И да, я…