Затем Иггли запаковала начавшую твердеть, но еще теплую Жизель, и заявила, что подает заявление об увольнении.
– Ты поступил неправильно, – всхлипывала она. – Убил эту милую девочку, а ведь парень – даже не ее законный владелец. Что ты будешь делать, когда она придет? Его жена?
Я рассердился. Иггли обычно меня не допрашивает. Впрочем, она новенькая, напомнил я себе.
– Послушай, это была не девочка, – отрезал я, пнув мешок с телом. – А мерзкая макака.
Все та же старая фигня, старые песни. Я принялся объяснять Иггли, что, проработав ветеринаром уже пятнадцать лет, причем, десять – после Кризиса Рождаемости и вызванного им четырехкратного увеличения числа домашних животных, – привыкаешь играть с хозяевами в шарады.
– Психология владельцев животных радикально изменилась со времен Кризиса, – пояснил я, дословно цитируя передовицу, которую просматривал в «Вашем Питомце». Иггли нетерпеливо кивнула; явно читала эту статью. – И определенные виды животных для некоторых людей стали чуть ли не детьми. Особенно приматы.
Это вам кто угодно скажет.
– Мистер Манн хотел оградить своего обезьяньего племянника от обезьяньей падчерицы, – анализировал я. – Он следует своему человеческому инстинкту – защищать ближайшего генетического родственника. «Сын» сестры, или его обезьяний заменитель, ближе ему, с генетической точки зрения, чем «дочь» жены, которую она купила до встречи с ним. Все это только в их воображении и полная херня, но имеет большое значении для их подсознания.
– Ладно, мистер Гениальный Психолог, – раздраженно перебила меня все еще расстроенная Иггли. – И что, по-твоему, скажет миссис Манн – или, вернее, ее подсознание?
Я быстро обрисовал простой сценарий: через пару дней, на выходных, утром, в клинику придет миссис Манн с обезьянкой покойной сестры мужа, Ричи, жаждая возмездия. И попросит меня убить его, скорее всего, за дополнительную плату предложив забыть о свидетельстве. Конечно, она будет злиться на меня из-за Жизели, но ей придется прикусить язычок, чтобы Ричи присоединился к Жизели в Банановом Раю.
– И ты бы убил Ричи? – Иггли выплюнула пафосное слово «убил» с неумелой злобой утраченной наивности. – Ты бы это сделал?
Я обнял ее за пухлые плечики и поцеловал долго и страстно, как любят все мои временные ассистентки. Иггли – сладкая девочка. Вкус ее пуританской зубной пасты, приправленный наивностью, возбуждал меня, и в моих трусах зашевелился Зигмунд. Рабочий день подходил к концу, последние клиенты разбрелись из приемной. Я хотел Иггли здесь и сейчас, но она вывернулась. Ее лицо пылало гневом и одновременно – обожанием. Я видел: она жаждет секса не меньше, чем мы с Зигмундом; но Ричи с Жизелью терзали ее мозг.