Вряд ли рассчитывал меня разжалобить, сам знал, что это лучше, чем если бы я в помутнении ярости ее растерзал. Но переживал.
– Ходит уже твоя девочка, – повел недовольным взглядом Хартиш. Вот ведь… всех очаровала! Я даже знал чем – своей беззащитностью и безропотностью. То, как она принимала все, что приготовила для нее жизнь, было достойно уважения. Еще бы забыть об убийце, которым она вполне могла быть. – Только молчит. После того как в себя пришла, ни одного слова еще не сказала.
В груди резануло, но я не показал, как задели его слова. Я сам позволил ему многое, даже произнести подобное. Сам же поклялся, что не придется ему отвечать за них, насколько бы суровыми и неприятными они ни были. В мире, где во мне все видели обезумевшего зверя, должен быть тот, кто не побоится открыть мне правду обо мне.
– Зови, – кивнул я на дверь и, только когда слуга повернулся ко мне спиной, скривился, стиснутыми зубами сдерживая рычанье.
– Мой господин. – Лекарь вошел бочком, присел на краешек кресла, на которое я ему указал. Был он немолод. Еще лунаров десять, и придется искать замену. Иногда я жалел, что человеческая жизнь так коротка. – Я хотел поговорить с вами.
– Говори, – хрипло разрешил я, поймав его обеспокоенный взгляд. То ли он понял, что я не столь спокоен, как пытался показать, то ли…
Предположений было немного, из-за пустяка он бы меня не потревожил.
– Мой господин, Леда…
Закончить я ему не дал.
– Так было нужно. Она вновь пробралась в джейсин.
Лекарь опустил голову, словно себя винил в этом, а потом резко заговорил:
– Я думал, что ошибаюсь, но теперь знаю, что – нет.
Заявление было весьма странным и… непонятным. Оставалось ждать, когда он доберется до сути.
– И в чем же ты не ошибаешься? – своей заинтересованностью подбодрил я его.
Но лекарю моя поддержка была не нужна, он даже не посмотрел на меня.
– Мой господин, в начале весны Леда впервые начала терять кровь. Вот тогда я и заметил…
Он опять замолчал, я же напрягся. Известие о том, что эта девчонка подросла и стала девушкой, было вполне волнительным, но не настолько, чтобы заставить молчать двух мужчин.
В пятнадцать лунаров человеческие женщины уже не только становились женами, но и рожали детей. В отличие от ансаирок, которые созревали на два-три лунара позже. Но Леда не была проклятой.
– Ты заметил у нее дар? – выдохнул я, поднимаясь из-за стола. Не ожидал я, что его слова произведут на меня такое впечатление.
– Да, мой господин. – Он не подскочил, как этого можно было ожидать. Продолжал сидеть, смотря куда-то мимо меня. – Но не тот дар, который встречается среди людей.