– Что-то стряслось, Ангус? – вторично осведомился он.
– Еще раз ко мне толкнешься, – рявкнул Ангус, – я тебе глотку перережу.
Это была стандартная угроза Ангуса. Стэн Томас ее десятки раз слышал. Порой угроза извергалась по адресу злодея, а порой Ангус ее произносил, пребывая в самом распрекрасном расположении духа, за крибиджем и пивом. Но никогда прежде Ангус не адресовал эту угрозу Стэну. Двое мужчин, двое закадычных друзей, смотрели друг на друга. Под ними покачивались их лодки.
– Ты мне должен за двенадцать ловушек, – сказал Стэн Томас. – Они были совсем новенькие. Я бы мог тебе сказать, чтобы ты сел и сам смастерил мне двенадцать новых ловушек, но если ты мне отдашь двенадцать своих старых, мы обо всем забудем.
– Поцелуй меня в задницу.
– Ты там ни одной ловушки всю весну не ставил.
– Даже не думай, мать твою, что ты можешь со мной в игры играть, ежели мы с тобой вроде как товарищи, Стэн.
У Ангуса Адамса вокруг шеи появились лиловые пятна, но Стэн Томас смотрел на него беззлобно.
– Будь это не ты, а кто-то другой, – сказал Стэн, – я бы сразу по зубам врезал, чтоб со мной так не разговаривали.
– А ты со мной, мать твою, не церемонься.
– Правильно. Ты-то со мной церемониться особо не стал.
– Точно. И не буду, так что держи свои чертовы ловушки подальше от моей задницы.
С этими словами он отплыл, показав Стэну Томасу средний палец. Стэн и Ангус не разговаривали почти восемь месяцев. А ведь эта стычка произошла между лучшими друзьями, между двумя мужчинами, которые вместе ужинали несколько раз в неделю, между двумя соседями, между учителем и его учеником. Эта стычка случилась между двумя мужчинами, каждый из которых не верил, что другой денно и нощно старается его уничтожить – а именно так думали друг о друге мужчины с Форт-Найлза и Корн-Хейвена. И чаще всего так оно и было.
Это был рискованный бизнес. Как раз вторжения на чужие территории и срезание ловушек привели к четвертой омаровой войне, которая случилась к концу пятидесятых. Кто ее начал? Трудно сказать. Враждебность витала в воздухе. Некоторые мужчины вернулись из Кореи и хотели снова заняться ловом омаров, но обнаруживали, что их территории заняты. Весной тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года несколько молодых людей достигли совершеннолетия и приобрели себе собственные лодки. Они пытались найти себе места для добычи омаров. Годом раньше улов был хороший, поэтому у всех хватало денег, чтобы прикупить побольше ловушек, приобрести новые лодки с моторами помощнее. Словом, конкуренция обострилась.
Вторжения на чужую территорию и срезание поплавков носили двусторонний характер. То и дело можно было слышать проклятия на борту то одной лодки, то другой. За несколько месяцев конфликт успел набрать обороты. Ангусу Адамсу надоело срезать поплавки на ловушках, которые ставили на его территории ловцы омаров с Корн-Хейвена, и он стал бороться с недругами более изобретательно. Выходя в море, он прихватывал с собой из дома весь мусор, а когда обнаруживал в своих владениях чужие ловушки, вытягивал их и набивал всякой дрянью. Как-то раз он запихнул в чью-то ловушку старую подушку, чтобы туда не смог забраться ни один омар, а однажды весь вечер напролет вколачивал в ловушку гвозди и в результате придал ей сильное сходство с орудием пыток. Была у Ангуса и еще одна хитрость: он мог набить ловушку какого-нибудь интервента камнями и забросить в море. Эта хитрость, правда, требовала немалых трудов. Ему приходилось сначала грузить камни в свою лодку, а камни нужно было привезти на берег в мешках на тачке, а на это уходило время. Но Ангус времени не жалел. Ему нравилось представлять себе, как ублюдок с Корн-Хейвена тужится, пытаясь вытянуть ловушку, а находит в ней только камни.