«Родственничков ее каких-нибудь дом, – решил Роман, слушая, как она расхваливает товар. – Процентов двадцать от продажи пообещали, вот и старается».
– …Дому хозяин нужен. Еще год-два, и повалится. Жалко ведь!.. Давайте-ка внутрь войдем, там и мебель есть. И кровати, и комод стоит, и стол добрый еще, обеденный. Буфет…
– Ну что, Ром? – спросил Илья таким тоном, будто Роман действительно присматривался к этому дому, всерьез решив купить здесь жилье.
– Да не хочу я ничего! – Роман фыркнул и, вытягивая из кармана пальто сигареты, пошел в сторону Чухломы.
Метров через пятьдесят остановился. Закурил. Искоса поглядел на Илью и старуху. Те о чем-то разговаривали; Илья достал блокнот, стал записывать. Кивал словам старухи, улыбался.
«Неужели хочет сам гнилушку эту брать? – подумал Роман, но тут же догадался: – Материал собирает».
Обратно шли молча, порознь. Роман впереди, Илья чуть сзади.
Прикрытое в течение всего дня дымкой солнце сползло на край неба, и стало совсем тоскливо. Мороз усилился. Роман трясся под своим тонким свитером и пальто. Ноги замерзли. «На хрен я вообще поехал? – с какой-то детской обидой неизвестно на кого думал он. – Что хотел увидеть? Творческая командировка, блин!»
И в который раз за этот длинный день вспомнился родной городишко, побольше, конечно, Чухломы, но тоже райцентр, тоже вдалеке от железной дороги. В нем Роман жил до призыва в армию безвыездно, томясь и мечтая вырваться, посмотреть страну, на самолете полетать, проехать на поезде сначала до западного края, потом до восточного. Но не получалось – денег все время не хватало, считали, как говорится, каждую копейку.
В шестнадцать-семнадцать лет он уже ненавидел свой городок. Ненавидел, но и изучил до последнего переулка; из тридцати тысяч жителей, казалось, всех перевидал на улицах, сотни характеров невольно узнал. Ну, может, не характеров, но уж типажей – точно. И потом этот запас он использовал, когда занялся литературой. Хватило лет на пятнадцать. О Москве писать не получалось – Роман ее не понимал, да и не стремился понять. Скорее боялся. Знал несколько мест – общежитие Литературного института и его окрестности, сам институт, Коломенское, где сейчас жил, Цветной бульвар, где работал, – а остальная территория опасна, враждебна… Нет, были у него несколько вещей о Москве, но написанных за неимением другого материала. А поездки в Германию, Париж, в Сергиев Посад, Верею, Можайск, даже на родину (иногда проводил там отпуск) почти ничего в душе не оставляли. В лучшем случае – статью удавалось написать в газету. Нет, про поездку в Можайск нафантазировал яркую повесть, но это оказалось исключением…