Философы от мира сего. Великие экономические мыслители: их жизнь, эпоха и идеи (Хайлбронер) - страница 239

    Я специально говорю "своего рода законы", поскольку поведение отдельных людей, безусловно, гораздо сложнее и менее предсказуемо, чем прихоти двигающихся в пространстве объектов. Стоит одежде подорожать - и, по всей вероятности, объем покупок сократится, но этого не произойдет, если наше внимание привлечет красочная реклама. При этом мало кто будет отрицать существование общей зависимости между ценами на продукты и спросом со стороны покупателей: когда цены меняются, меняется и величина спроса, причем, как правило, в обратном направлении.

     Более того, подобное взаимоотношение между побуждением и результатом можно обнаружить и в случае с нашим доходом и расходами на товары потребления или в изменении ставки процента и инвестиционных расходов бизнеса. Получается, экономическое поведение отмечено закономерностью, немыслимой для иных сфер общественной жизни вроде политики. Не менее удивительно, что, в зависимости от того, выступаем мы в качестве продавцов или покупателей, одни и те же изменения ведут, как правило, к диаметрально противоположным последствиям. Именно это отличает экономические взаимодействия от любых других. Двоякое воздействие изменений в цене на поведение участников рынка делает его успешным способом организации общества, уникальным механизмом, в рамках которого экономическое поведение можно рассматривать как естественный и сбалансированный процесс.

     Поэтому вряд ли стоит удивляться, что люди довольно рано предположили, что рыночная система имеет отношение к естественным процессам, изучаемым наукой. Почему такое сравнение было крайне привлекательным, и объяснять не надо. Стань экономика настоящей наукой, наша способность предсказывать ход событий, а также влиять на него заметно возросла бы. Конечно, экономическая наука помогла бы нам овладеть собственным будущим не в большей степени, чем физика позволяет контролировать силу притяжения, но, без всяких сомнений, мы бы лучше представляли себе последствия изменений в работе экономической системы, а значит, могли бы выбирать более разумные варианты. Почему, в таком случае, все более отчетливое стремление видеть экономику как науку не вызывает нашего одобрения?

     На то есть две причины. На одну из них обратил внимание еще Маршалл. Высоко ценивший научность некоторых аспектов экономики, он все же предупреждал, что "экономику нельзя сравнивать с точными науками вроде физики, поскольку она имеет дело с тонким и постоянно изменяющимся предметом - человеческой природой"[286]. Мы с уверенностью говорим о существовании химических и физических законов, объясняющих поведение электронов и мезонов, но не должны забывать об ощутимой разнице между "поведением" этих природных элементов и живых людей, являющихся предметом изучения наук общественных. Когда при объяснении феномена света ученые ссылаются на поведение электронов, никто не предполагает, что каждый электрон "принимает решение" о том, двигаться ему или нет. Напротив, говоря о феномене изменения цен, экономисты анализируют также поведение продавцов и покупателей и не могут не признавать, что случившееся - следствие того, что все отдельные участники рынка решили поступить так, а не иначе. Одним словом, если не брать в расчет исключительно физические рефлексы, поведение нельзя рассматривать в отрыве от концепции "собственного желания" и связанной с ним совершенно непредсказуемой склонности изменять решения на ходу. Что же до элементов физической природы, то они "ведут себя" определенным образом по многим причинам, но нам доподлинно известно одно: поведение этих частиц не обусловлено их собственным "решением".