Бабуля с Виктором становились все мрачнее, а Филипп Филиппович все веселее и энергичнее оттого, что мог озарить еще чье-то безграмотное сознание всепобеждающим светом науки. Сам дядя абсолютно не замечал удрученности своих родственников, будучи слишком захваченным вихрем статей, диссертаций и очерков, которые ожидали его рецензий, правки и критики. Скоро бабушке и Виктору стало казаться, что они лично знакомы со всей академией наук, а также Омом, Герцем и другими учеными деятелями.
Они знали недостатки ведущих светил настолько хорошо, что удивлялись, как при таких отрицательных качествах, те умудрялись совершать мировые открытия. Ученые вторгались в их сны. Исаак Ньютон норовил уронить яблоко на голову Архимеду, который купался в ванной вместе с Левенгуком и его первым микроскопом. Все они кричали нечеловеческим голосом: «Эврика!» и измученный Виктор просыпался в холодном поту.
Бабушка не знала, куда деваться от Менделеева, который являлся к ней не только ночью, но и днем. Менделеев умолял ее включить в таблицу химический элемент Пифагорий, который они вместе с одноименным ученым зарыли под старой яблоней в саду на следующий день после изобретения радио. Теперь у бабушки осталась последняя радость в жизни — партийные собрания, на которых она боролась с буржуями с удвоенной энергией, а у Виктора — уйти подальше в лес и снова окунутся в тихий таинственный мир, полный неведомых запахов и красок. В лес, где не было ни телескопов, ни формул, ни научных авторитетов, которые все рвали, кололи и испытывали, а только безграничное спокойствие и ощущение, что ты часть этого безграничного необъяснимого мира, полного секретов и удивления. Мира, который всегда будет ласков к тебе, потому что ты и есть маленькая крупица его.
Гук подарил Виктору дудочку из речного тростника. Теперь, подув в нее, Виктор мог вызвать Гука откуда угодно. А надобность в Гуке Виктор ощущал постоянно, но к дудочке он решил прибегать, только когда станет совсем невмочь. Хотя раньше, вроде бы, Виктор жил без Гука и на жизнь не жаловался. Но то было раньше!
После последнего разговора Виктор о дяде Гуку не напоминал, словно нудных наставлений Филипп Филипповича и не существовало вовсе. Но Гук ничего не забыл, хотя, по своей привычке, заговорил лишь, когда план борьбы с просветительской деятельностью дяди был готов окончательно и продуман до мельчайших деталей.
Для этого вездесущий Гук собирался привлечь значительные силы, как в границах леса, так и за его пределами. В утро, на день которого была назначена реализация первого этапа плана, Виктор, проснувшись, почувствовал сильное волнение.