Проходили дни, и однажды, когда они остались в камере одни, Фюрбрингер спросил Фреда:
— А тебе известно, что 6–й немецкой армии больше не существует?
— Сунут в то место какую–нибудь новую, — помолчав, заметил Фред. — Потом это только болтают, а точно никто ничего не знает.
Фюрбрингер беззвучно рассмеялся и, наклонившись к Фреду, зашептал:
— Это не болтовня… Русские войска уже подошли к Курску и Харькову. Мы же все время болтаем о сокращении линии фронта. Так, видно, будет до тех пор, пока русские не дойдут до Бранденбургских ворот!
Фред и сам думал нечто подобное, однако вслух делать такие выводы побаивался.
— Да ты сам не знаешь, что ты говоришь! Русские у Бранденбургских ворот?! Да как же это возможно? Уж не коммунист ли ты?
— Носить в рюкзаке листовку или оказать помощь русским — это еще не значит быть коммунистом!
Фред здорово перепугался. Лишь через несколько минут, снова обретя дар речи, он пробормотал:
— Но ведь это были детишки. Потом, откуда тебе об этом известно?
— У тюрьмы есть тысяча ушей и тысяча языков.
Молча они пролежали до полуночи, когда Фред вдруг решился и рассказал соседу свою историю.
Неделя шла за неделей. Днем тяжелая работа, а по ночам тайные доверительные разговоры. Постепенно Фред проникся к Антону, который был старше его лет на тридцать, доверием. Однако он все еще не мог понять, кто же такой Антон. И однажды, когда они заспорили о целях этой войны, Фред не выдержал и спросил:
— Признайся, ты красный?
— Из чего ты это заключил? Уж не из того ли, что я сижу в тюрьме? Или оттого, что я одобрил твой поступок, а? Ни для того, ни для другого не требуется быть коммунистом. Да знаешь ли ты вообще, что такое коммунизм?
— Не знаю и знать не хочу! — вскипел Фред. — Я хочу выйти из этих стен живым, понимаешь ты или нет?
— Я тоже, — сказал Антон. — Но нам нужно думать и о том, что будет после нас.
Долгими томительными ночами Фред думал о том, что же будет потом. Перешептываясь с Антоном, он постепенно просвещался политически. Правда, бывали моменты, когда в нем снова просыпалось недоверие к Антону, тогда он по нескольку дней не разговаривал с ним. Но постепенно у него накапливались вопросы, и он снова обращался за ответом к своему соседу.
— Когда все здесь кончится, мы должны подумать над тем, как мы должны жить после войны. Понимаешь?
— Ты так говоришь, как будто это зависит от меня или от тебя? — с сомнением спросил Фред. — Ничегошеньки от нас с тобой не зависит. Несколько лет назад был у меня друг. Человек он был честолюбивый и потому работал как вол, хотел, чтобы его заметили. Какое–то время все шло хорошо, а потом — все плохо: зарплата постепенно падала вниз, рабочие ругались, ругали прежде всего его, а потом вообще возненавидели…