Очень возможно, подумала Мариам. Фируза, конечно, не была колдуньей в здешнем понимании этого слова, ночную нечисть она могла увидеть с таким же успехом, как и сама Мариам, но еще в Кизе Фируза славилась своими снадобьями и зельями, принимала младенцев, изгоняла нежеланный плод, могла вернуть девственность, не брезговала и ядами и приворотными зельями. Здесь ей негде было развернуться — колдуньи могли делать все это, и еще многое, и гораздо более умело. Хотя нет — ни ядами колдуньи не занимались, ни девственность не возвращали. И плод изгоняли тогда только, когда что-то шло неправильно в его развитии, или когда роды грозили женщине гибелью. Так что, должно быть, и в Дане нашла Фируза клиентуру — люди-то всюду одинаковы, что в султанском дворце, что в королевском. Особенно женщины. Если за тремя стенами, за семью замками гарема жены и наложницы султана ухитрялись заводить любовные шашни, то здесь, где все женщины — распутницы, нет, здесь точно нашлось применение талантам Фирузы. Должно быть, какая-то из шлюх короля хотела тайно вытравить плод, обратилась к Фирузе, и Фируза своего не упустила.
Лука был похож на нее, Мариам. Особенно мальчиком — даже пальчики его, тонкие, гибкие, трепетные пальчики, любовно выписанные живописцем, были в точности как у нее, Мариам. Тогда, в детстве.
Мариам посмотрела на свои руки. Пальцы ее остались тонкими по-прежнему, только вот ни гибкости в них давно уже нет, ни нежности. Сухие и тонкие пальцы старухи. Сейчас она уже, наверное, не сможет нанизать жемчужины на шелковинку — любимое развлечение ее детства. И струны комуза не заставит петь.
Комуз она привезла с собой. Она не знала тогда, что церковь Межгорья, бичующая церковь, запрещает музыку и пение, так же, как и танцы, и книги, и стихи.
Ее воспитывали в гареме так, как воспитывали всех девочек благородных семей. Ее учили петь и играть на комузе, ее учили писать стихи и заставляли зазубривать наизусть поэтические сборники давних поэтов; она знала, как понравиться мужчине, она знала способы развлечь его и ублажить. Мать учила ее различным способам устранения соперниц — от ядовитых ранящих сердце насмешек до рецепта «сердечного лекарства»; и как заводить дружбу с евнухами, как узнать, кто из них пользуется влиянием, а кто — нет. И еще Мариам знала, что — рано или поздно — ее выдадут замуж.
Нет, она не ждала, что спросят ее желания или хотя бы согласия, все девушки в Бахристане — собственность отцов и братьев, а тем более дочери султана. Ее судьба оказалась не так уж и плоха: ее могли выдать и за какого-нибудь дряхлого больного старца, или за слабоумного отпрыска какой-то мятежной семьи, для скрепления союза или укрепления верности трону. Нет, не то — она счастлива, что все сложилось именно так, что она стала женою Игнатия, и прожила с ним долгие и счастливые годы, и родила ему детей, и стала королевой. Но тогда, в свои двенадцать лет, разве могла она ожидать, что полюбит северного дикаря? И — самое страшное для тогдашней глупой девочки Мариам: этот брак означал, что она должна будет сменить веру.