Мой огненный и снежный зверь (Никольская) - страница 160

Тихие слова на языке Таосса сливались в некое подобие песни. Хранители говорили по очереди, сплетая фразы в куплеты, а потом, как припев, повторяли хором один и тот же рефрен. После чего центральный огонь, большой и яркий, с громким треском начинал коптить и рваться ввысь… к темно-синему небу чужого для меня мира. И каждый раз, когда это происходило, я непроизвольно вздрагивала и сильнее куталась в тонкую ткань легкой рубашки. Не от холода… разве что от душевного. Хотелось мне или нет, а все происходящее навевало мрачные воспоминания об Аваргале. И пусть сегодняшнее действо было не таким масштабным и вполне мирным по сравнению с вызовом демона, мурашки по позвоночнику все равно бежали, а пальцы, теребившие воротник, мелко дрожали. Будь проклято это ассоциативное мышление на фоне еще свежих воспоминаний! М-да… Неудивительно, что мне не по себе.

Хранители в последний раз вместе произнесли заклинание вызова и синхронно отступили за черту. В тот же миг небольшие магические огни, вырывавшиеся из прозрачных полусфер, сменили форму. Они стали похожи на светящиеся шары: красный, синий и белый, соединенные друг с другом тонкими, словно леска, лучами. Переплетаясь, эти световые нити ограничивали территорию. Своего рода защитная сеть, за пределы которой не было выхода, как, впрочем, не было и входа. Теперь по сценарию, вкратце рассказанному нам Смертью, должно будет начаться самое интересное и… грустное.

Когда центральный костер потянул свои языки вверх, я снова вздрогнула. Когда пламя частично опало на обугленные ветки – перестала дышать. А когда в центре оставшегося костерка материализовался такой знакомый мужской силуэт – не удержалась и всхлипнула.

Какое-то время он стоял не двигаясь. Языки пламени лизали его ноги от ступней до колен, а самые проворные добирались и до бедра. Но ткань не вспыхивала, не плавилась, лишь отливала на черных штанах рыжими бликами. Того, кто явился на место ритуального вызова, подобные вещи совершенно не беспокоили. Судя по бесстрастному выражению лица, его вообще ничто не трогало. Световые пучки, венчавшие углы треугольной площадки, хорошо освещали все вокруг, и поэтому я без труда могла разглядеть неподвижную фигуру ночного визитера. Через десять секунд напряженной тишины он словно очнулся и принялся как-то неуверенно оглядываться по сторонам, всматриваясь в тех, кто находился за границей отведенного ему пространства. Затем коснулся рукой лба, будто смахивал испарину, и медленно провел от груди до живота: в том самом месте, где должна была зиять ужасная рана. Но… гладкая ткань форменной рубашки скрывала его тело…