Потом ребенок на мне задвигался, зашевелился, как краб. Сколько у него клешней? Сколько нервов?
Пробую снова засунуть ему мизинец в рот, но на этот раз не срабатывает. Капитан оборачивается:
— Он, наверное, голодный.
Останавливаемся в кафе на трассе, автомобиль въезжает под навес парковки. Лже-Сандро остается в машине, капитан выходит со мной, мы в темноте направляемся к месту отдыха. Я ныряю в туалет. Там есть приспособление для пеленания младенцев — белая пластиковая панель, прикрепленная к стене. Кладу сверток, ищу в рюкзаке куски ваты и марлю, которые мне дали в больнице, разворачиваю одеяло, нащупываю пуговицы вязаного комбинезончика, жесткого, как картон. Беру ребенка за ножки. Такие малюсенькие — в жизни не видела ничего подобного. Приоткрываю подгузник: вата вся мокрая, какашки желтые, будто он напился настоя шафрана, хотя запах нормальный. В первый раз я вижу тело ребенка так близко, держа в собственных руках. Надутый животик, как у курицы. Плачет, крепко прижав ножки к телу, как лапы. Тяжело дышу. Не смогу сменить подгузник, заверну обратно, в одеяльце, и все. Марля, прикрывавшая пупок, упала, и кусок черной кишки открыто болтается. Я наклоняюсь понюхать, не воняет ли от него, но пахнет все еще спиртом. Нечего раздумывать, за дело. Открываю кран, мочу кусок ваты, обтираю между ножками. Заворачиваю оставшуюся вату в марлю, отрывая ее зубами. Ребенок не прекращает кричать, нужно развести молоко, покормить. Наклоняюсь за упавшим на пол комбинезончиком. И слышу сухой треск, на спине надет рюкзак, а я слишком резко нагнулась. Открываю — так и думала: стекляшка из Сараева, стекляшка без будущего!
Выбрасываю все, что осталось от бутылочки, в мусор. Слышу стук в дверь.
— Вам помочь?..
Беру сверток на руки, открываю дверь, за которой стоит почти лысый капитан.
— Я разбила бутылочку.
Съезжаем с автострады в поисках дежурной аптеки.
Капитана тронул за душу этот голодный краб еще и потому, что у Пьетро такой голос, что уши раскалываются, настырный, мрачный, как сирена воздушной тревоги.
— Съезжаем, — сказал он своему ординарцу, — надо купить бутылочку, соску…
Лже-Сандро без лишних слов включил стрелку и направил машину во тьму. Что это за съезд? Никаких домов, одни поля.
Капитан перестал читать газету и, кажется, даже не злится. Разворачивается ко мне, смотрит на меня дольше, чем положено.
Я улыбаюсь ему, вытаращив глаза пойманной косули.
— А у вас нет молока?
Тыкаю пальцем в рюкзак:
— Есть, но не так много, всего полкоробки.
Не поворачивается обратно, впился в меня глазами: