Открыв глаза, ощущаю, что мне трудно пошевелиться, болит все пробуждающееся тело, каждая косточка. Может, потому, что тело расслабилось, перестало защищаться. Сквозь створки ставень проходит свет, и ребенок не спит. Не хнычет, уставился в потолок еще не видящим взглядом.
Я помылась под душем, оставив дверь открытой. То и дело закрывала кран, боясь, что из-за шума воды не услышу плач ребенка. Грязь сошла, соскользнула в отверстие слива. Надела старый, привычный халат. Позвонила папе.
— Алло… — услышала я хриплый стариковский шепот: эти уста, надолго сомкнутые, похоже, разучились произносить слова.
— Это я, папа.
Он дважды прокричал мое имя, громко, будто стоя на краю обрыва.
Я ничего не стала говорить ему о ребенке, сказала только, что вернулась и минуту назад вышла из душа.
Сходила на кухню, вскипятила немного воды, налила в бутылочку. Это было нетрудно, ребенок еще не переворачивается, я не спускала с него глаз. Сейчас он заплакал, и я торопливо отсчитываю порции молочной смеси. Сегодня первый день, когда мы остались одни.
— Ты ранена?
— Со мной все в порядке, разве не видишь?
Обнимает меня, а я не узнаю его рук.
— Как ты похудела!
Он тоже сильно похудел, одни кости остались. Я давно ему не звонила.
— Нельзя же так…
— Прости, папа.
Замер в двери, не хочет входить.
— Нет, я вас не прощу.
С отцом так себя не ведут, говорит, с собакой и то так не обращаются. Он меня этому не учил.
— Вы два эгоиста. Ты и еще этот.
Рядом с ним скулит Булка, приветствуя меня и заодно желая пробраться в квартиру, чтобы все как следует обнюхать.
— «Этот» не вернулся, папа.
Его глаза вдруг стали похожи на черные виноградины, кадык заходил туда-сюда. Озирается, водя глазами по темному пятну лестничной площадки, словно высматривая тень.
— Что значит «не вернулся»?
— Остался там.
Поводок выскальзывает из рук, и Булка, воспользовавшись этим, вбегает в квартиру.
— Что значит «остался»?..
Входит вслед за собакой, чтобы забрать ее… входит потому, что за дверью нет ничьей тени, парень не оставил за собой никаких следов. Входит, чтобы коснуться пиджака с заплатами, красного галстука…. водит глазами в тишине квартиры.
— Булка, сюда… Булка…
Но Булка не слушается, бежит в спальню.
— Осторожно! — кричу.
Папа бежит за собакой, оборачивается ко мне:
— Что-то случилось?
— Случилось…
Ничего не говорю, пусть сам увидит. Мы стоим в дверях комнаты. Собака положила морду на кровать, обнюхивает какашки новорожденного, грязный подгузник, который я оставила на кровати. Папа шепчет: «Отойди, убери свою морду…» — видит Пьетро на постели. Не подходит, молчит. Потом задает тот же вопрос, что и капитан в туалете военного аэропорта: