Я качалась на волнах боли. Тонкая мембрана держала меня на поверхности. Как водомерки скользят по воде, так и я не касалась земли. Мое тело тоже подвергалось мини-парезам. Временами я переставала чувствовать одну грудь, или ногу, или плечо… те части моего тела, до которых дотрагивался Диего, — так всплывала память о его руке, которая касалась меня… Естественным образом обезболивала тело по частям, как десну в стоматологическом кабинете.
Я читала книгу о насекомых, она мне нравилась — не отвлекала, но помогала постигать себя через другие формы жизни. Насекомые, неподвижно застывшие на коре дерева, приспосабливались к страху, преобразуясь, меняя цвет, впадая в паралич.
Из Дубровника пришло медицинское заключение: Диего умер, упав со скалы, у него был поврежден череп, переломы по всем телу, руки и предплечья расцарапаны, как если бы он пытался зацепиться за камни.
Я спросила у капитана, мог ли его кто-то столкнуть.
В полицейском управлении Дубровника это исключали, нашлись свидетели, которые видели, как Диего прогуливался по пирсу на острове Корчула, а потом забрался на скалы.
— Он был… не совсем в порядке.
Наклонив голову, Джулиано открыл ящик, вытащил что-то, коробку с леденцами…
Он смотрел на меня, и я чувствовала его мучения, они буквально передавались мне.
Ребенок в рюкзачке-кенгуру задвигался, оттолкнулся вдруг своими ножками от моих неподвижных ног и потянулся кверху. Я положила ему руку на голову, безрассудно испугавшись, как бы он не повернулся к капитану и неожиданно, точно так, как он сейчас вытянулся, не заговорил и не рассказал, что он не мой сын.
Капитан открыл коробку с леденцами, протянул мне, прошло еще какое-то время.
— Ваш муж принимал наркотики?
В зарослях кустарника, где Диего провел ночь, нашли шприц, а в крови — следы героина.
Я опустила голову, хотела ударить ею об стол. Но наткнулась на голову ребенка. Мне хотелось медленно биться головой об стол, сто и еще сто раз повторяя: «Нет». Генуэзский хулиган сам выбрал свой конец.
Капитан кивнул с неподвижным, стеклянным взглядом:
— Нелегко возвращаться с войны…
Рядом с медицинским заключением лежал желтый конверт. Я смотрела на него уже несколько минут. Это было самым ужасным, самым трудным: Джулиано отложил его в сторону, но пришло время открывать. В нем лежали фотографии тела.
Джулиано разрезал конверт ножом, он был плотный, из толстой бумаги — сразу видно старорежимную югославскую бюрократию. Торопливо перебрал снимки.
Я пристально вглядывалась в его лицо, пытаясь что-то по нему прочесть… целовала душистую головку ребенка, ждала чуда… вдруг мертвое тело, несмотря на документы, детальные описания одежды, серебряного кольца на пальце, окажется не Диего.