Диего был дома. Еще подходя к двери, я услышала музыку. Осторожно повернула ключ и тихо вошла. Он играл на пианино, босой, длинные руки в рукавах старого, заношенного пуловера. Вот она, мелодия нашей любви — любви, которая не потускнела с годами… нота за нотой, бесконечные звуки разбиваются о стены, резонируют в просторной квартире. Я тихонько села в кресло за его спиной и погрузилась в музыку… Диего остановился, засунул палец в нос, как ребенок.
Я стала насвистывать прерванную мелодию, но получилось фальшиво. Он обернулся:
— Любимая… ты пришла…
Мы оба устали. Усталость накапливалась, выматывали будничные заботы, сумасшедший, беспощадный ритм большого города.
Диего подошел ко мне, посмотрел как-то по-особенному, возможно что-то почувствовал. Я протянула ему полоску теста:
— Держи, отец, это первая фотография твоего сына. Жаль, что не ты ее сделал.
Он рывком стащил с себя свитер, прямо-таки сорвал его с тела, будто хотел сбросить всю накопившуюся боль, освободить место для радости. Возбужденно зашагал по квартире, радостный, голый по пояс, колотя себя в грудь кулаками, как победивший всех соперников самец шимпанзе. Стал беспокоиться, как настоящий муж: я должна быть осторожна, должна беречь себя. Почему не позвонила, он бы приехал за мной в редакцию, мне не стоит ездить на мопеде, на дорогах столько выбоин! Сходил на кухню, принес бутылку красного вина и два бокала. Вина мне не хотелось, я сделала пару глотков, Диего пил один. Когда бутылка опустела, он взял ее, как новорожденного, покачал на руках.
— Пьетро, — произнес он с нежностью. — Пьетро…
Это имя мы давно придумали для нашего сына.
— А если будет девочка?
— Тогда Пьетра.
Я смеялась. Радость озаряла наш дом, прогоняя усталость. Тихий, уютный вечер, в комнате тепло, от Диего пахнет вином.
Мне захотелось принять ванну. Диего пошел за мной, потрогал льющуюся из крана воду, в другой руке зажата полоска теста.
— Ты уверена, что эта штука срабатывает?
Я позвонила своему гинекологу, она посоветовала утром сдать кровь, проверить содержание гормона бета-ХГЧ. Диего забрался в ванну вместе со мной, поджал ноги. Вода выплеснулась через край.
— Я тебе мешаю?
— Нет, нисколько.
Мы выключили свет, зажгли свечу, мягкий неверный свет скрадывал очертания ванной, отражался изумрудными блестками на кафельной плитке. Мы лежали, погруженные в тающую мыльную пену, в наше бесконечное счастье. Мелькание дней, череда забот, наши тревоги — все остановилось, улеглось, успокоилось в безмятежности этой воды. Мы держались за руки, наши пальцы переплетались — вот так слились во мне наши клетки, маленькие и беззащитные.