Каштаны на память (Автомонов) - страница 136

— Так вот где мы встретились с тобой, голубчик! — почти вскрикнул Пужай. — Сбросил артиллерийскую шинель и надел фуфайку! Не гнись к земле, Заруба! — властно и бодро выкрикнул Пужай. — Я тебя уже давно вижу и держу на мушке!

Пужай смело вышел вперед, так как был уверен, что Заруба полицаем не станет. Но пистолет в руке держал на всякий случай.

Молодой лейтенант остановился и усмехнулся:

— Про какую мушку говоришь? Ты же не попадешь и с пяти шагов. — Неожиданно для Пужая Заруба засмеялся, а потом поприветствовал: — Добрый день, Никита Данилович! Какими ветрами занесло тебя на лоно природы?

— Не любил я тебя и не буду уважать, если ты будешь скалить зубы! — в сердцах заметил Пужай.

— Почему не радуешься встрече? Почему не спросишь, какими ветрами?

Они пожали друг другу руки. Заруба обернулся и поднял вверх автомат, что означало: «идите сюда!»

А Никита Пужай уже мозговал, как от них «оторваться»…

11

И снова он полз по неизвестному азимуту, надеясь, что больше никогда не встретится ни с Зарубой, ни с Сильченко, ни со Стоколосом.

Майор Сильченко вернулся к сосне, под которой внавалку лежали бойцы, и посмотрел на место, где еще недавно устраивался на отдых старший лейтенант Пужай. «Побежал, наверное, в кусты», — подумал и тут же насторожился. Не было ни шинели, ни вещевого мешка. Только плащ-палатка и фуражка.

— Андрей! — позвал Сильченко. — Где Пужай?

— Да где же еще! В кустах сидит.

— Давно?

— Минут пятнадцать, — сказал кто-то.

— Ну и вояка, — сурово сказал майор. — Пусть еще поспят часик, и в поход…


В лагерь майора Сильченко возвратились разведчики. Им повезло — взорвали машину, в которой был немецкий офицер, и у него нашли оперативную карту немецко-русского фронта. Она отражала истинное положение на фронте. По карте было видно, что линия фронта проходит западней как Ленинграда, так и Москвы.

— Москва наша! Стоит!

— И будет стоять!

— А они же кричали в динамик, что Ленинград сдался.

— Брешут гитлеровцы!

Возбужденно переговаривались командиры, склонившись над картой, освещенной фонариком Василия Рябчикова.

«Не может сдаться Ленинград!» — мысленно сказал Андрей, вспомнив одноклассника Павла Оберемка, балтийского моряка. Они подружились, как только Стоколос приехал в Шаблии. Вдвоем решали задачи по алгебре и тригонометрии. Летом под высоким дубом, что как великан возносился над вишенками, играли в шахматы, готовились к экзаменам.

«Как ты там, Павло? Где же балтийским морякам развернуться в таком узком Финском заливе, когда берега всюду вражеские, когда фронт рядом с Кронштадтом?» — подумал Андрей, слушая товарищей.