Эйтор не без труда сдержал довольную улыбку. Влюбленный глупец, вот кто стоял перед ним, дрожа от возбуждения, но вовсе не будущий король, правитель целой державы. И, как всякий, одержимый страстью, он не всегда отдавал себе отчет в том, что говорил и делал. А это было непростительно для наследника престола, и ныне Эрвин должен был поплатиться за свое легкомыслие. В прочем, Эйтор сдержал себя, не позволив радости и предвкушению собственной победы стать слишком явными. Время для его триумфа еще не настало.
А Эрвин и не мог бы заметить в этот миг мелькнувшее во взгляде своего названного брата торжество, ибо перед глазами его возник образом той, кто была для молодого принца всем, и кому сейчас, возможно, грозила опасность. И чтобы помочь той единственной, кому наследник престола отдал свое сердце, сейчас Эрвин был готов нарушить все запреты.
В мире, где любовь уступила место животной страсти или, напротив, холодному, нечеловеческому расчету, все же оставалось место чудесам. И наследник королевского престола Альфиона, юный принц, уже заставлявший восторженно вздыхать многих великовозрастных девиц, а также их матерей, мечтавших о такой превосходной партии для своих чад, сам попал в чудо, в волшебную сказку, за что не переставал благодарить всех светлых богов.
Мог ли наследник, охотившийся в лесах близь Фальхейна вместе со своими приятелями предполагать, что однажды, отбившись от товарищей во время погони за раненым вепрем, он встретит свою любовь, ту, которая сразит молодого принца с первого взгляда, вытеснив из его сердца, из его помыслов всех прочих красавиц, безуспешно добивавшихся благосклонности Эрвина не первый год? Потеряв след, отстав от погони, гнавшей уже получившего смертельную рану матерого секача, Эрвин не успел понять, что произошло, когда вепрь, от боли и предчувствия смерти пришедший в совершеннейшую ярость, набросился на него, в мгновение ока прикончив коня.
Юноша чудом остался жив и вступил в поединок с могучим зверем, не рассчитывая на помощь, но полагаясь лишь на собственные силы. И он смог свалить вепря, но и сам получил тяжелую рану. Принц погрузился в беспамятство, а когда вновь пришел в себя, первым, что он увидел, было обрамленное золотыми кудрями прекрасное юное лицо, на котором застыла печать тревоги.
Знала ли дочь простого сыродела, случайно оказавшаяся ранней весной в этой роще, кого спасла от смерти, перевязав раны, а затем притащив его, лишенного сознания, в свой дом? Пожалуй, нет, думал позже Эрвин, разлучаясь со своей возлюбленной и вновь возвращаясь во дворец, с некоторых пор ставший для принца настоящей тюрьмой. И едва только выдавалась такая возможность, он вновь и вновь убегал прочь, в то затерянное в лесах селение, убегал один, таясь ото всех, охваченный предвкушением скорой встречи.