- Проклятый выродок! - яростно зарычав, владыка Альфиона отшвырнул от себя Сетрика, пролетевшего несколько ярдов, точно он вовсе ничего не весил, и ударившегося затылком об угол здания. Раздался хруст костей, и сыродел сполз к основанию стены, оставляя за собой кровавую полосу.
Жена сыродела, увидев у своих ног бездыханное тело мужа, помедлила одно мгновение, а затем, издав страшный, какой-то утробный крик, который слышали, должно быть, в самом Фальхейне, бросилась к королю. Согнув пальцы, точно когти, обезумевшая от горя женщина попыталась впиться ими в лицо, выцарапав владыке глаза. Но Хальвин, отступив на шаг назад, выхватил из ножен меч, и клинок вонзился не видящей ничего женщине под левую грудь, точно в сердце.
Женщина умерла не сразу. Она смогла сделать еще один шаг вперед, сильнее нанизываясь на длинный клинок. Обхватив впившийся в ее тело меч, обрезая о бритвенной заточки лезвие пальцы, жена сыродела приблизила свое лицо к королю, и губы ее слабо шевельнулись. Женщина что-то хотела сказать своему убийце, но на это жизни, заключенной в ее теле, уже не хватило, и она обмякла, склонив голову на грудь и закрыв глаза.
- Грязная тварь! - прорычал король, освободив меч из плоти убитой им крестьянки и вытерев клинок о ее одежду. - Жили, как собаки, и сдохли так же. - Хальвин рассмеялся с нескрываемым презрением, а затем, обернувшись к стоявшим вокруг воинам, приказал: - По коням. К храму, в погоню!
Гвардейцы все были опытными воинами, немало повидавшими на воем веку, ибо не каждый из них являлся сразу в Альфион, чтоб поступить на службу к здешнему правителю наемники, псы войны, они сражались большую часть совей жизни и успели увидеть множество смертей. Но столь скорая и жестокая расправа над беззащитными крестьянами даже этих бойцов, чьи сердца давно обратились в камень, заставила испытать шок. Однако никто не посмел сказать хоть слово опьяненному кровью Хальвину, и гвардейцы, вскочив в седла, покинули село, следуя за своим государем.
Взрывая копытами сырую землю, могучие рыцарские скакуны поднимались по склону холма. Путь Эрвина лежал к возвышавшемуся на его вершине, менее, чем в миле от села, небольшому храму. Наследник знал, что жрец, служивший там, никогда не покидает свой пост.
Жители древней Империи, объединившей под своей железной рукой почти все человеческие племена на долгие века, отвергли прежних богов, придумав Семурга, справедливого и беспристрастного Судию, пред которым всякий предстает, оставив этот мир. Бог, созданный помешанными на законах людьми, не вмешивался в дела каждого при жизни, оставляя свободу выбора, внушая ложное чувство вседозволенности, но всякий знал, что, ступив в иной мир, мир бесплотных душ, он будет держать ответ за свои поступки, неважно, был ли он при жизни могучим правителем, или грязным попрошайкой. И от того, сколько в жизни каждый совершил благих дел и сколь содеял он зла, будет зависеть, увидит ли он улыбку Эльны, или же кровожадный оскал жуткого Гереха, владыки Печальных пределов.