Зрелище погони было
очень яркое, главное из-за Юлии Петровны, с ее необыкновенными летящими назад
седыми волосами и винтовкой наперевес. И на всю мэрию разлетался ее крик-приказ:
– Стой, гадина! Стой,
застрелю, сволочь!!
Все, на которых неслась
так Юлия Петровна, тут же забывали о только что промелькнувшем ротвейлере.
Когда тут же за Юлией Петровной появлялся бегущий батюшка с крестом на цепочке,
то уж вообще переставали что-либо понимать.
Второй существенный
материальный и моральный удар был нанесен трем мраморным лестницам мэрии, что
соединяли два этажа, и всему, что на них стояло и двигалось, а двигалось и
стояло достаточно много. Четыре открытых сорокалитровых канистры с изумительной
итальянской краской, что стояли на втором этаже на краю лестницы, были
опрокинуты на нее двумя работягами, рванувшимися в панике не разбирая дороги
прямо на канистры, спасаясь от оскаленной пасти Мести и орущей Юлии Петровны,
которые работяг даже не заметили и промчались мимо. И вся изумительная
итальянская краска, которую ни огонь, ни вода, ни зубило не берут, вылилась на
мрамор и на то, что на нем стояло, двигалось и лежало. А две канистры ухнулись
в пролет. Визг и матершина с лестниц очень колоритно дополняли крики Юлии
Петровны. Даже если ты джентльмен, но если на твой костюм от Версаче, который
стоит, как полкота Мэра, выливается вдруг сверху полведра белой краски, пусть
даже изумительной итальянской, тут даже лорд Дерби бы выматерился.
Но самое обидное для
избранных сотрудников и избранных гостей было дальше: ополоумевший и почти уже
без сил Мэр нырнул под скатерть длинного, метров двадцать, стола, на котором
стояло всяких разных явств больше, чем на пиру Ивана Грозного, и хрусталь и фарфор
из Оружейной палаты. Одной икры лежало в китайских супницах пуда три. Вслед за
Мэром под скатерть, естественно, ринулась Месть и, пробежав под столом все
двадцать метров, вынырнула из-под скатерти и почувствовала, что сзади что-то не
пускает Она, страшно напрягаясь, бежала дальше, но это был уже не бег, темп был
безвозвратно утерян: на шипах, что торчали из ее ошейника, прочно сидела
зацепленная скатерть, которую всю и стащила она со стола на мраморную лестницу
(много их в мэрии) со всем, что на ней было.
Как будет отчитываться
мэрия за разбитые хрусталь и фарфор и испоганенную скатерть, Месть не
задумывалась. Она искала кота и ворвалась в первую же дверь, откуда, как ей
показалось, дунуло его запахом. И следом за ней в дверь влетела Юлия Петровна.
А там заканчивалось высокое утреннее совещание избранных, для которых и была
накрыта скатерть, развевающаяся теперь на шипах ошейника ворвавшейся Мести.
Увы, ошиблась, нет запаха, нет тут элитного перса. Ну, раз нет, так и нет. Тут
же и успокоилась. И прямо перед собой увидела старого человека в кресле.
Человек почему-то не понравился Мести, хотя это был очень хороший человек, как
считали все здесь собравшиеся. Перед Местью сидел сам президент Международного
валютного фонда. Он с остальными собравшимися решал важнейший вопрос о том,
какую б еще удавку за обещанные доллары набросить на обширные пространства и их
обитателей, которые вне этого зала с собравшимися. Естественно, что от явления
Мести со скатертью на шипах и Юлии Петровны с винтовкой, все пребывали в шоке.
Увидав Месть, плотоядно разглядывающую какого-то старика, Юлия Петровна во всю
мощь своих еще очень сильных легких заревела: