Он от всего сердца хотел бы избавиться от этих тревожных чувств, но они если и меняются, то лишь в сторону усиления. Они уже выжгли любой интерес, который иначе могли бы проявить к нему Халцедон или Феникс. Тот единственный раз, когда он соединял палатку с ними, был катастрофой: пока тело его ахало и содрогалось, лизало и гладило, ум со всей извращенной тщательностью ревнивого воображения рисовал ему мириады способов, которыми могли доставлять друг другу удовольствие Полярис и Моряна в своих соединенных палатках. И наконец он, не в силах продолжать, быстро оделся и выбежал к ним. Конечно, Полярис вообще не была с Моряной. Но с тех пор он тщательно старался не предоставлять ни ей, ни прочим такой возможности.
Однако будущее пентады зависит именно от того, чтобы он такую возможность предоставил – или нет? Как можно быть уверенным, что это все не работа Полярис, тонкая манипуляция его разумом, его чувствами? Если он правильно понимает, она манипулирует всей пентадой, чтобы получить что хочет. Она его спросила, почему, если она такая неразборчивая, она просто не настроила разум Моряны, чтобы та в нее влюбилась. Но этот вопрос – всего лишь увертка. Полярис молода и неопытна, может быть, она не в состоянии вносить такие сильные изменения… или, что важнее, не умеет делать так, чтобы они были незаметны. Тельпам запрещено использовать псионику против мьютов других рас в отсутствие явно выраженного согласия или крайней необходимости. Нарушение этого закона, на котором зиждется стабильность, если не само существование Содружества, влечет смерть… кроме, конечно, случаев, если ты с Факультета Невидимых, в каковых случаях в интересах национальной безопасности допускаются исключения. Чеглок не думает, точнее, не хочет думать, что Полярис – Невидимая, но он уверен, что тельпица, такая умная и такая скрытная, какой проявила себя Полярис, может найти куда менее рискованный способ влиять на события и на мьютов ради достижения своей цели. Он ей не доверяет – не может себе позволить ей доверять. Даже это ее краткое дружелюбие в минуту смеха кажется ему теперь подозрительным.
Расправив крылья с кожистым хлопком, Чеглок призывает ветер, чтобы рвануться вверх. Заботы и тревоги отлетают прочь, перед ним расстилается освещенный луной пейзаж: травянистая равнина на много миль во все стороны, перерезанная оловянной лентой потока и усыпанная плотными тенями, обозначающими отдельные рощи деревьев, группами ярких танцующих огоньков, похожих на отражения звезд в воде или далекие города – это растут кусты люменов. Чеглок взмывает выше, и память прерванных мечтаний возвращается потоком.