– Ну-ка. – Вовка поймал меня за руку, поддернул вверх рукав свитера, покачал головой. – Эта хрень увеличилась.
– Знаю. – Я не стала смотреть на «эту хрень», достаточно того, что я ее чувствую. – Почему ты не уехал?
– Я собирался. А потом ты заорала.
– И что?…
– Я передумал.
– Добрый, значит?
– Рассудительный. Без меня ты наделаешь глупостей.
– Я и с тобой их наделаю.
– Со мной это будут тщательно просчитанные глупости, а без меня – спонтанные.
А руку мою он так и не отпустил, сжимал не так чтобы очень крепко, но не высвободишься, и поглаживал осторожно ладонь. Щекотно. Сказать, что щекотно? Так ведь гладить перестанет, а я этого не хочу.
– То есть ты решил остаться?
– А что решила ты? – Смотрит внимательно, в рыжих глазах сомнение и надежда. Понимаю, какого ответа он ждет, но не уверена, готова ли я.
– Не знаю. – С Вовкой лучше не жульничать, а сказать так, как есть. Пусть сам решает, стою ли я того, чтобы со мной возиться.
– Вот адрес. – Сложенный вчетверо листок упал мне на колени.
– Ага. Давай ужинать.
– Как скажешь, хозяйка…
Я давилась уткой и не чувствовала вкуса вина. А все из-за Козырева, ох зря я пригласила его на ужин. Одной было бы комфортнее, а так кусок в горло не лезет. Пить получается лучше, чем есть. Сейчас напьюсь, и будет мне счастье. Может, хоть одну ночь удастся провести спокойно. Если к пьяным вдрызг девицам призраки не пристают. Нет, похоже, одной бутылкой вина я не напьюсь. Мне, пожалуй, и двух будет мало. Спуститься, что ли, вниз, взять сразу парочку, чтобы уж наверняка?
Я уже встала с кровати, когда Вовка поймал меня за руку.
– Далеко собралась, Евочка-припевочка? – В медово-рыжих глазах опять плясали золотые искры. Или мне это просто показалось?…
– Недалеко, на первый этаж за добавкой. – Я взмахнула пустой бутылкой.
– А зачем тебе добавка? – Руку мою он так и не отпустил.
– Напиться хочу. – Другу детства Вовке Козыреву нужно говорить только правду.
– А без этого никак?
– А без этого я не усну.
– Почему?
Странный он какой. Не понимает, что страшно спать, когда у тебя такая хреновина над головой и на руке хреновина, только поменьше. Нет, про то, что страшно, я Козыреву не скажу, лучше совру что-нибудь.
Соврать он мне не дал.
– Боишься, – произнес скорее утвердительно, чем вопросительно.
– А ты как думаешь? – Уходить за вином вдруг расхотелось. Мало ли, я уйду, и он тоже уйдет…
– Не бойся, Ева-королева, я за тобой присмотрю. – Вроде насмешливо сказал, а глаза серьезные-серьезные. Значит, защищать меня решил. Благородный.
– Присмотришь? – Мне бы сказать что-нибудь ехидное, такое, чтобы сразу стало ясно, что ни в каких защитниках я не нуждаюсь и сама со всеми своими проблемами разберусь, а я не сказала, уселась обратно на кровать, на сей раз рядом с Вовкой, близко-близко, нога к ноге. Ух, ну до чего ж у него глаза красивые! И волосы тоже, не рыжие, а темно-медовые, летом выгорят и станут золотыми. И загара он не боится, рыжие ж боятся, а у него кожа не белая, а даже чуть смуглая.