Тут только я заметил, что вокруг Сачкова семенит кургузый пес, поросший вместо шерсти какими-то перышками бесстыже розового цвета.
- Это тьер-терье-буль-гордон-лаверак! - сказал гордый Сачков. - Я взял его под расписку. Бурдаст до невозможности. Мабузо! Шерше!
Пес послушно слазил в канаву, вытащил обрывок калоши и взвыл от восторга.
- Видал? Ах ты жулик! В Голландии такая штука стоит тысячу гульденов... Ну, идем!
И мы пошли. Впереди с калошей в зубах - буль-гордон-тьер-терье-лаверак, а за ним, сияя зубами и никелем застежек, Сачков, сзади я, озадаченный натиском бравого моториста.
...Конечно, мы никого не убили, хотя прошли по горам не меньше двадцати миль. В это время года на сопках, в ягодниках постоянно встречаются мирные, сытые медведи. Их шерсть густа и остиста, а пасти лиловы от жимолости, которую медведи собирают усерднее, чем мальчишки. Наевшись рыбы, они "полируют кровь" перед спячкой и целыми группами пасутся в невысоких кустах.
Медвежья охота на Камчатке не считается серьезным занятием, но даже в самых верных местах мы не могли настигнуть ни одного лакомки. Буль-гордон мчался впереди нас, тявкая, точно колокол на пожарной повозке.
Собака должна быть большой, молчаливой, суровой, полной особого собачьего достоинства. Я не люблю визгливых, щенячьих сантиментов, слюнявых языков и ползанья на брюхе перед хозяином. А тут мы оба не успевали вытирать слюни буль-бом-терьера. В жизни я не видел более восторженного, вертлявого подхалима.
Время от времени я подзывал пса и затыкал ему пасть куском колбасы. Благодаря этой хитрости нам удалось подойти довольно близко к козуле, но едва мы прицелились, как буль-лаверак выплюнул затычку и взвыл от восторга.
- Вероятно, он привык брать что-нибудь крупное, - сказал, смутившись, Сачков, - я сам видел золотую медаль. На одной стороне - свинья, а на другой - голый грек.
Мы показали буль-терьеру медвежий след. Он задумался, сморщил лоб, потом попятился... и, совестно сказать, раздалось стыдливое журчание.
...Вскоре пес надоел мне, как больной зуб. Он занозил лапу и поднял такой вой, что сердце разрывалось от жалости. Сачков взял его на руки, пес дышал ему в ухо, пуская слюни на куртку.
Я проклинал себя за слабость духа и готов был вогнать все шестнадцать патронов в розовый бок визгливого буль-бом-тьера. Удерживала меня только расписка, которую Сачков оставил хозяину.
...К вечеру мы снова увидели море. Маслянисто-желтое, гладкое, оно облизывало берег с глухим, сытым ворчаньем. Мертвая зыбь - эхо дальнего шторма - не спеша катила на север пологие складки.