"Ну, погоди ж, я тебе припомню…"
Припомнил он тем, что когда осенью Григорий пришел к нему за отпуском для получения паспорта из волости, староста ему отпуска не дал и потребовал уплаты всех бывших на нем недоимок. Григорий пошел с жалобой на это к земскому. Земский поручил разобрать дело волостному старшине, а старшина, разумеется, нашел требование старосты законным.
Нужно было заплатить недоимку или сидеть дома. Платить было нечем, пришлось оставаться дома. На Григория еще больше наросло недоимок и мелких долгов, совсем связавших его по рукам и, по ногам.
IV
Парашка бродила по избе и не находила себе места. Мать приглядывалась к ней и, замечая, что девчонке не по себе, спросила:
– - Да ты что, прозябла, что ль, в болоте? Ишь, сама не своя!
– - Нет, -- смущаясь, ответила Парашка.
– - Так что ж ты такая?
Парашка, как кошка, подбежала к матери, обвила ее шею руками и проговорила:
– - Матушка, отдай меня учиться!
– - Учиться? Что это тебе, дурочка, вздумалось? -- удивилась Ненила. -- Нешто в школу девчонки идут?
– - Нет.
– - Так что же это тебе взбрело в голову?
Парашка не могла выразить своего побуждения, у ней не находилось слов для этого, и она проговорила:
– - Да так.
Ненила задумалась. Подумав, она проговорила:
– - Не по силам это нам. В училище тоже немало нужно: и платьице почище, обувь, одежду крепкую -- а где нам это взять?
Парашка затуманилась, на глазах ее навернулись слезы, она отошла в угол и уселась там, пригорюнившись. Нениле стало ее жалко, и она проговорила:
– - Вот погоди, я отцу скажу, что он думает, -- може, и отдаст.
Григорий пришел поздно. Это был высокий, крепкий мужик, прежде, должно быть, бодрый, но теперь он опустился, осунулся, движенья его сделались неуклюжими. У него было широкое лицо, с копной волос на голове, и лохматая русая борода; из-под нависших бровей светились серые глаза, сверкавшие больше нелюдимо. Он был весь покрыт овинной пылью, и от него пахло дымом. Сняв с себя кафтан, Григорий стал мыть руки. Ненила тотчас же заговорила:
– - Ты знаешь, что наша дочка-то выдумала: учиться просится!
– - Делать-то ей нечего, вот она и выдумывает незнамо что, -- угрюмо проговорил Григорий и даже не взглянул на дочь.
У Парашки замерло сердечко, она с треножным вниманием следила на отцом и прислушивалась к тону его голоса. Отец пока был совершенно безучастен; по его первым словам нельзя было и ожидать, как он дальше может отнестись к этому делу.
– - А что ж, если ей хочется, пущай идет, -- замолвила за дочь слово Ненила, -- сами мы, как пни горелые; пусть хоть дети побольше узнают.