– - Ничего.
– - Так ничего не видала?
– - Нет.
– - А как же, тебе сегодня отец сапоги привезет, чулки, полушалок -- ты нешто не рада этому?
– - Рада.
Парашка еле ворочала языком. Ненилу это встревожило. Уж не захворать ли хочет девчонка? И ее кольнуло в сердце. Она пощупала у дочки голову и спросила:
– - Што же это у тебя, аль што очень болит?
– - Нет, -- отвечала Парашка.
– - Так отчего же ты такая невеселая-то?
– - Так.
Ненила вздохнула.
– - Ах ты, моя ученица! Тебе, знать, учиться не хочется, -- заленилась.
– - Нет, хочется, штой-то ты? -- оживилась Парашка, подняла голову и хотела слезать долой.
– - Куда это ты?
– - Урок учить.
– - Ну, поспеешь, выучишь! Полежи еще маленько, и я с тобой полежу, а то не хочется с печки-то слезать.
Парашка опять легла. Ненила уже не в первый раз стала спрашивать, как у них там в школе, хорошо ли с ними обходится учительница, кричит ли на них, не сердится ль? Кого всех больше любит? Парашка говорила, а Ненила вспоминала свои детские годы. Ничего тогда об этом у них и слухов не было.
– - Вам лучше будет жить! -- вздохнув, сказала Ненила и стала слезать с печки.
Были полные сумерки. Ненила зажгла огонь. Парашка соскочила вслед за ней и полезла за стол. Только Ненила зажгла лампочку, как в окошко застучали.
– - Кто там?
– - Эй, хозяйка! Выйди на минутку сюда, -- послышался мужской голос.
– - Что там такое? -- проговорила Ненила встревоженная и вышла из избы.
Парашка слышала, как у двора зашел какой-то разговор, ее мать ахнула; потом разговор перестал, хлопнула калитка, скрипнула дверь, и в избу вошла Ненила. Парашка взглянула на нее и не узнала матери. На ней не было лица.
– - Вещун твое сердце, дочка! Отца-то в городе в будку забрали.
– - В какую будку?
– - А такую, куда пьяных сажают.
– - Што же, он пьяный напился?
– - Выпил, говорит, в трактире да с буфетчиком повздорил. Бутылкой, говорит, в трактирщика-то запустил.
– - А что ж ему там сделают?
– - Изобьют, да как бы деньги не вытащили… В трактире-то, говорит, и то тузили, тузили! Ох ты, мое горюшко!
Ненила горько заплакала. У Парашки тоже застлало в глазах. Ей уж не хотелось ни учить уроков, ни сидеть тут, она забилась под божницу и съежилась. Ненила между тем причитала:
– - Говорила мне родная матушка: "Не радуйся, дочка, замужеству. Бабья судьба -- во всем худоба". Словно она мне напророчила! Не вижу ни счастия, ни радости, захожу я словно в темный лес, чем дальше иду -- темней впереду. Когда ж это только кончится?
Парашка подскочила к ней, обняла ее за плечи и тоже заревела.
IX
На другой день только после обеда Григорий приехал домой. Лошадь его всю ночь стояла голодная, бока у ней обвисли, резко обозначились ребра, и она, понуро опустив голову, едва передвигала ноги. Григорий ее не погонял. Он сидел, нахлобучив шапку, и глядел как будто вперед, причем глаза были тусклы, как свинец. Это был тот же мужик, да не тот. Что-то новое, небывалое явилось в выражении его лица. Он был не пьян. Лошадь, подойдя ко двору, повернула к воротам морду и тихо заржала. Григорий медленно вылез из телеги и, размявшись, нехотя стал выпрягать ее.