Я видел, как дрогнули, а потом побежали копейщики, а за ними скакали всадники, рубя беглецов. Некоторые из немцев падали на колени и поднимали руки, показывая, что сдаются, но это были простые солдаты, а поэтому их удел был предначертан – смерть. Швейцарцы пытались сомкнуть ряды, но было уже поздно, французский железный кулак пробил швейцарскую броню. Разрезанный на две части отряд стал медленно отступать, теряя людей. В разрыв наших пехотных порядков хлынула легкая кавалерия Буанаротти. Анжело ди Фаретти думал бросить конницу только в том случае, когда враг завязнет, но теперь ему нужно было спасать то, что осталось от нашей пехоты, уже не думая о победе.
Но даже с этим он опоздал, так как в полном смешении порядков, конница не смогла сделать одного мощного удара, который стал бы серьезной угрозой для противника, отвлек его и дал время пехоте перестроиться, а вместо этого внесла еще большую неразбериху в свои ряды. Последний штрих внесли выбежавшие на поле две сотни арбалетчиков, которые принялись отстреливать наших солдат, словно куропаток в поле.
Прорезав ряды швейцарцев, первые ряды французских и итальянских латников увидели впереди себя два десятков возов, но они никак не могли заподозрить, что перед ними подобие крепости, что стало их ошибкой. Они не осознали ее даже тогда, когда за возами появились английские лучники, продолжив свой стремительный бег. Ливень белоперых стрел накрыл железную волну. Раненые лошади пронзительно ржали от боли и страха, сбрасывая всадников. Стрелы настигали и самих всадников, которые, то там, то здесь вылетали из седел; кто – раненый, кто – мертвый. Вот одна из стрел ударила точно в прорезь шлема несущегося на полном скаку тяжеловооруженного кавалериста. Латник конвульсивно дернулся, секунду или две еще удерживался в седле, потом повалился навзничь. Ноги другого мертвеца запутались в стременах, и испуганный конь протащил тело еще некоторое расстояние, и после того как избавился от него, помчался дальше один. Спустя секунду еще два всадника вылетели из седел. Один был мертв, зато другой, получив стрелу в предплечье, просто не смог удержаться в седле. Его участь была более страшна, чем его просто бы убили. Он попал под копыта мчащихся во весь опор коней. Я видел, как его тело пару раз изогнулось от боли под копытами, а затем неподвижно замерло. В пятидесяти ярдах от меня подстреленный конь бился в агонии, его истыканная стрела шкура, была вся залита кровью. Вот еще один всадник зашатался в седле со стрелою в груди и упал назад, лязгая доспехами. Тетивы и стрелы пели песню смерти.