Травяной чай был очень душистым и к моему удивлению не особенно горьким. Отпив с полбокала мелкими глотками ароматного настоя, я вдруг почувствовал, словно горячая волна прокатилась по всему моему телу, за ней другая и третья, но они были уже не горячими, а тепло – дружескими, неся в себе благодушную радость. Мне сразу захотелось поделиться своими радостями и бедами с этим хорошим человеком, к которому я от чего-то плохо относился.
Хотя при этом прекрасно понимал, что это действие наркотика, но все равно ничего не мог поделать с наивной радостью и желанием раскрыть свою душу. Окончательно я пришел в себя уже вечером в своей комнате, где до поздней ночи пытался вспомнить наш разговор с «инквизитором», но кроме нескольких вопросов о каких-то людях, о которых даже никогда не слышал, так и ничего и не вспомнил. Большую часть ночи я пытался уснуть, и только под утро забылся тяжелой дремотой. Успокаивало меня только то, что если даже ничтожно малая часть моих ответов заставила усомниться «инквизитора» во мне, то сейчас бы я сидел на охапке соломы, в подземелье замка. Несмотря на подомное умозаключение, я вышел на ежедневную зарядку с тревожным ощущением, но все проходило как обычно, и я окончательно успокоился. Придя в класс, я увидел двух сидящих на лавках парней. Одного из них я видел раньше, когда сдавал грамоту и математику. Через несколько минут дверь открылась, и вошел новый преподаватель. С самых первых слов стало понятно, что теперь пришла очередь тестов по дворянским наукам: геральдике, умению разбираться в лошадях и собаках, навыкам соколиной охоты, искусству танца и этикету. Тут у меня, прямо, скажем, были прямо гигантские пробелы, но благодаря уже известной наставнику причине, особого удивления они у того не вызвали. Следующие три недели мой рабочий день был разбит на две половины. Одна из них была посвящена изучению дворянских наук, другая предмету, который я назвал для себя «полевой практикой». Ее вели два учителя. Жилистые, загорелые, поджарые, быстрые в ходьбе и стремительные в движениях. Эта наука имела минимум теории и максимум практических занятий. В нее входило знание леса и повадок зверей, чтение следов, умение ориентироваться по звездам и многое другое необходимое для походной жизни. Ни в прошлой своей жизни, ни в нынешней, меня никто не учил ни на следопыта, ни на охотника, поэтому мне пришлось здорово попотеть, чтобы все это усвоить. К тому же в утреннюю зарядку ввели обязательную тренировку с оружием, а как только «закончилась «полевая практика» тренировки стали проходить вечером. К счастью, преподавание дворянских наук не затянулось, дав мне только основы, но мне хватило и этого, так как ни псовая охота, ни изучение поз и фигур бальных танцев меня даже в малейшей степени не интересовали. Но не успел я облегченно вздохнуть, как за меня взялись в полной мере. Я начал изучать предмет, который можно было назвать «искусство убивать», во всех его проявлениях. Меньше всего я хотел обучаться подобному предмету, да и беседы с аббатом меня настроили совсем на другую волну. Мне виделось великосветское общество, королевские дворы, приемы, переговоры и… соответствующая всему этому великолепию работа, представлявшаяся мне нечто средним между работой дипломатом и должностью придворного. Но, увы!