— Тебе чего? – спрашиваю я во сне, глядя, как он с кряхтеньем слезает с антресолей.
— А ты думаешь – чего? – передразнивает он и отряхивает со штанов паутину. – Я тебе что тут, нанимался без харчей дежурить? Ты что тут, вообще, а?.. Ты давай, того, а? Давай, уже значит.. готовь что-нибудь уже.
— Слушай, - говорю я, слушая, как в темноте тикает будильник, - а как тебя зовут?
На этот вопрос он никогда не отвечает. Он замолкает, замирает, и мне становится страшно. Чтобы прогнать страх, я встаю, чертыхаясь, надеваю халат, и иду на кухню варить кашу. Морские свиньи шебуршат и ворочаются в опилках, и песчаная мышь по имени Тянучка догрызает в углу клетки свой новый тренажёр. Этим она хочет мне сказать, что сама, без моей помощи разберётся, надо ей худеть или нет.
Мне-то ещё хорошо. У меня живёт только один такой квартирант. А вот у моей подруги, которая никогда не моет посуду, по ночам набивается полная кухня фоморов. Фоморы, как известно, любят пить воду из немытой посуды и часто околачиваются в домах у тех, кто её никогда не моет. Ближе к полуночи дверь в кухню моей подруги резко захлопывается сама собой, часы останавливаются, кот Васис, вздыбив шерсть, начинает выть и плеваться, а потом удирает под диван. А бедная моя подруга, натянув на голову простыню, лежит и с содроганием прислушивается к звукам фоморской гулянки.
Но она всё равно никогда не моет посуду.
2006/08/12 Ангельская булочная
Я возвращалась домой с бумажкой из-под пирожного в липком кулаке. В сумрачном подъезде фиолетовые руки полусонно чертили на кафельной стене неприличные слова. На площадке второго этажа кто-то шумно вздохнул и сказал:
— Ну, как же ей не болеть, голове-то? Вон – Луна как ушла третьего дня за Марс, так до сих пор и не появлялась! Ну, и какое же, спрашивается, после этого будет самочувствие?
Ну, вот, - подумала я, заталкивая бумажку из-под пирожного в собственный ящик для писем. - Ещё и Луна загуляла с Марсом. А Венере-то, каково, бедняжке, на это смотреть? Конечно – какое уж тут самочувствие?
Возле двери своей квартиры я вспомнила, что забыла купить хлеба. Всё было, как нарочно, – один к одному. И всё из-за этой парочки – Луны с Марсом.
Дома я вытряхивала серые сморщенные крошки из хлебницы, кормила ими сердитую мышь и вспоминала, как когда-то, на заре девяностых, в Москве на несколько дней напрочь исчез хлеб. Должно быть, Луна тогда тоже зашла куда-то не туда и заблудилась. Единственным местом, где можно было раздобыть хлеба, была австралийская булочная на улице Пятницкой. У них там была своя пекарня, и они от общих кризисов не зависели. Там продавались продолговатые хлебные кирпичи с нежным воздушным мякишем, никогда не разваливавшимся под ножом, - безумно дорогие и безумно вкусные. Она одна, не стесняясь, пахла на всю Москву горячим сдобным тестом, и уже на второй день хлебного кризиса к ней со всей Москвы потянулись люди. Я стояла в середине километровой очереди за хлебом, как в войну; сверху молча падал снег, а внизу молча, покашливая и переругиваясь про себя, топотались и подпрыгивали люди с кошёлками и пакетами. Где-то неподалёку звенел трамвай и лаяли собаки.