— Ну, что же ты? – сказала я. – Иди, выливай воду. Или, хочешь – я вылью?
— Сиди, - приказал он. – Я ещё не закончил.
— Он же правда заставит весь класс мыть. Он контуженый, - сказала я.
— Плевать, - отозвался он, набирая на кисть нежную фиолетовую краску. – Помою, не переломлюсь.
— Тогда давай вместе мыть, - сказала я.
— Ну, давай, - вздохнул он. – Только сейчас... не приставай, ладно? Не мешай мне.
Чертёжник сдержал свою угрозу и в самом деле оставил нас после уроков убираться в классе. Камалетдинов лихо переворачивал стулья и одной рукой водружал их на парты, а я размазывала шваброй грязную воду и украдкой на него поглядывала.
— Слушай, Рафик, - сказала я, осенённая неожиданной догадкой. – А полное твоё имя – как?
— Ну, как... Рафаэль, - ответил он, слегка пожав плечами. – А что?
— Да ничего, - сказала я. – Я так и думала.
Мы дружили с ним три года – пока он не ушёл из нашей школы и не переехал с родителями в Ленинград. Он рисовал для меня сцены из средневековой жизни, старинные города, лошадей и размашистые батальные полотна. Я писала за него сочинения и проверяла его тетрадки по русскому языку. Иногда мы гуляли в Нескучном саду, ели яблоки и говорили о восстании Спартака, об Атлантиде, о динозаврах или о планете Фаэтон. Конечно, мы были друзьями. Оба мы были серьёзными людьми и искренне не думали ни о каких глупостях.
А ещё он угощал меня конской колбасой – жутко твёрдой и жутко вкусной.
Некоторые из его картин у меня сохранились до сих пор.
Сделай так чтобы я не заслонял собою Тебя
не морочил Тебе голову когда Ты раскладываешь пасьянсы звёзд
не объяснял страданий - пусть будут скалой тишины
не разгуливал бы по Библии как павлин
не считал грехов что легче снега
не заламывал рук над Оком Провидения
чтобы сердце моё кривым колесом не катилось
чтоб не топал на тех кто остался на полдороге меж теплом и неверьем
И навсегда понял что и праведнейшего Святого
как соломинку тащит - муравей веры
*
Ян Твардовский. Пер. М. Осмоловой
Возвращаясь вечером с работы, я увидела горящую в темноте надпись "ЛИРЫ". Правда, буква "ы" была немножко в стороне от остальных.
Я представила себе магазинчик, до отказа набитый лирами всех видов, оттенков и размеров. Лиры на полках, лиры на гвоздях, вбитых в стену. На полу и в покосившихся шкафах с рыбами и цветами на стеклянных дверцах. Громадные лиры от пола до потолка, глухо гудящие при малейшем прикосновении к ним. Маленькие, вопросительно изогнутые, как птичьи хвосты. Толстый кудряый продавец в малиновом хитоне и рваных сандалиях. Пол, выложенный жёлтой и коричневой плиткой с греческой мозаикой. Кто-то невидимый дёргает за струны то одного, то другого инструмента; они отзываются слегка раздражённым, но мелодичным перезвоном...