«Дорогой Андрей Михайлович, — написал я в — „Красный луч“, — обещаю вам как родному отцу: буду летать на самолете, построенном на ваши личные сбережения и бить гитлеровских разбойников, пока мои глаза видя землю, пока руки мои способны держать штурвал».
Мы по-прежнему каждую ночь летаем на объекты и коммуникации врага, стараемся своими бомбовыми ударами здесь, на Северо-Западном фронте, помочь защитникам города-героя на Волге. По сообщениям газет, сводкам информбюро нетрудно было догадаться, что именно там сейчас решается судьба великого сражения, судьба нашей горячо любимой Родины. Слушая в полете по радио голос Москвы, рассказ о беспримерном героизме защитников Сталинграда, мы чувствовали, что вся наша страна сжимается, как могучая стальная пружина, чтобы вскоре развернуться с огромной силой и обрушить смертельный удар на гитлеровские орды.
Много суровых и бессонных ночей, опасных для жизни часов и минут выпало на долю нашего экипажа «Голубой двойки» в октябре и ноябре. То, что было пережито вчера, к другому вечеру уже забывалось, словно это произошло давным-давно. Все мысли, все стремления вновь сосредотачивались на том, как бы удачнее выполнить новое, сегодняшнее задание. К назначенному часу взвивалась в небо сигнальная ракета, и корабли, натужно гудя моторами, уходили в ночную тьму. Курс был один и тот же — на запад. Склонившись над компасом, Иван Милостивенко уточнял время прохода над линией фронта, скорость и высоту полета, готовил данные для бомбометания, пристально вглядывался вниз, где земля, дышала огненными вспышками и пожарами. Но вот яркие взрывы и зарева пожарищ остаются позади, под нами опять все утопает в черном мраке.
— До цели осталось десять минут, — предупреждает в наушниках голос штурмана.
Впереди на земле несколько раз мигнул красный свет. Тут же по облакам начали шарить прожекторы, небо озарили залпы зенитных батарей, сбоку и спереди корабля пролегли огненно-красные пунктиры трассирующих пуль. Но противнику за тонким слоем облаков трудно обнаружить «Голубую двойку», его прожекторы сегодня нас не очень-то страшат.
— Под нами аэродром, товарищ капитан. Так держать! — командует штурман.
Я вспоминаю слова приказа — вывести из строя аэродром, с которого немцы совершают налеты на наши передовые позиции, — и кричу Милостивенко во весь голос:
— Угости их как следует, чтобы надолго запомнили!
В ответ чувствую несколько легких вздрагивании корабля, значит, бомбы оторвались и стремительно пошли вниз. Кабина освещается отблеском взрывов, на земле появляются светло-голубые очаги пожаров. Развернувшись в обратном направлении, мы их заметили в шести местах. Эти горели вражеские самолеты.