Иногда и облачная осенняя погода была нам на руку. Прилетишь на цель — а все внизу окутано густой пеленой тумана. Только смутно просматриваются очертания города. Но примерно знаешь, в какой стороне находится аэродром или железнодорожная станция, и идешь прямо туда. Немцы сразу, конечно, всполошатся, зашарят по небу прожекторами. А нам теперь и вовсе нетрудно сообразить, где у них расположены основные объекты. И как уточнишь хорошенько цель — ну, тогда держитесь, гады!
Из всех моих бомбометаний, выполненных в эти дни, самым удачным мне запомнилось сделанное 25 октября: в ту ночь мой экипаж уничтожил шестнадцать самолетов противника, это подтвердил позже и штаб командующего фронтом. Тогда у меня была всего одна бомба, но не простая, а рассеивающая, весом в три тонны, в ее корпусе помещалось несколько десятков и даже сотен маленьких самостоятельных бомб. От такой «бомбочки» получается целый огненный ливень.
Очень много крови и нервов стоили нам капризы погоды. Метеорологические сводки часто не подтверждались, а по западным маршрутам и вообще никто не мог дать никаких прогнозов. Хорошо еще, что наши самолеты имели солидный запас горючего — около семи тысяч литров. Попав в полосу низкой облачности, мы могли уйти на дальний запасный аэродром или даже, как говорят летчики, «переночевать в воздухе». Помню, однажды я почти восемь часов прогудел в облаках, здорово обледенел и, как ни жаль было бросать машину, мы уже приготовились выброситься на парашютах. Но потом выскочили-таки, и восходящее солнце начало постепенно уменьшать наш опасный вес, растапливая лед. Всматриваюсь вперед, различаю лес, овраги, поляну. Выбираю более или менее подходящую площадку и сажусь, чтоб переждать непогоду, хотя и щемит сердце: представляю, как волнуются сейчас на аэродроме, переживают за нас. Вообще, с нашей легкой руки, вынужденные посадки бывали нередки. Как-то и Федя Локтионов сел ночью в незнакомой местности где-то под Ярославлем, использовав при посадке мой опыт. Самолет сел нормально, экипаж остался невредим. Только стрелок Петр Рудасов при приземлении на парашюте умудрился попасть на какое-то строение и вывихнул ногу, несколько дней потом летал стоя, с палкой.
Да, всякое бывает в полете, и как важно для летчика до конца сохранять выдержку, спокойствие, в самых сложных условиях быстро найти нужное решение, проявить сообразительность и находчивость. Ведь если упустишь момент — трудно будет потом изменить что-то. Поэтому пилот безукоризненно, как таблицу умножения, должен знать свое дело, свою машину, чтоб в случае необходимости мог работать даже вслепую. Я никогда не забуду один случай — может, после него появилась у меня на висках первая седина. Как-то мы дважды летали на цель. В первый раз отбомбились удачно, а при втором вылете все вокруг окутал густой туман. Посоветовавшись с Евгением Ивановичем, решили вернуться с бомбами в Бережу. Захожу на посадку, стараясь попасть в луч единственного тусклого прожектора. И вдруг перед самым приземлением со старта дают красную ракету, что значит «уходи на второй круг». Я мгновенно даю газ. И вдруг «забарахлил» один из левых моторов. А машина перегружена, прямо под нами лес. Скорость самолета почти критическая, разворачиваться опасно — зацепишься за деревья и подорвешься на своих же бомбах. Вся жизнь прошла в этот миг перед глазами, сам я, наверно, побледнел как полотно, на лбу выступил холодный пот. Начал делать незаметный крен над самой макушкой леса, будто выполняя вираж по замкнутой кривой. И, снова выйдя на аэродром точно со стороны посадки, нормально приземлился. Этот злополучный красный сигнал едва не стоил жизни экипажу. Оказывается, мне «удружил» его инженер эскадрильи Андрей Иванович Тружеников: он хотел нам помочь, получше осветить посадочную площадку и выпустил ракету перед самым носом корабля. А она оказалась красного цвета…