От Москвы наш путь был удачнее. Только в одном месте, недалеко от Рязани, поезд постоял у семафора. Причину задержки никто толком не знал, думали, что из-за вражеских самолетов.
— Самое страшное не опасность, а мысли о ней, — философствовал Бутенко. Почему дневной налет переносишь легче? Только потому, что видишь, куда и как падают бомбы. А ночью так и чудится, что все бомбы летят прямо на твою голову. Нет, все-таки мы, ночники, немало хлопот приносим немцам.
Все, смеясь, поддерживали Бутенко. И только борттехник Богульмов не принимал участия в разговоре. Вообще, он нервничал всю дорогу, ему казалось, что поезд идет слишком медленно: недавно он нашел свою семью, она была эвакуирована в Саратов, и теперь мысли его были там. Нежданно-негаданно он скоро увидит жену, детей, да еще под Новый год!..
Новый год мы встретили в одной из летных школ. Здесь же произошла у меня одна памятная встреча. У начальника школы полковника Богаева я увидел еще двух летчиков в кожаных регланах с меховыми воротниками. Что-то показалось мне знакомым в лице одного из них. «Где же мы встречались?» — невольно напрягал я память. И только, когда летчик стал расспрашивать меня о наших ночных полетах, я сообразил: да это же Герой Советского Союза Марина Раскова, командир женского авиационного полка, который тогда формировался. Я узнал ее по многочисленным довоенным портретам.
Самолеты нам так и не удалось получить. Договорившись по телеграфу с командующим, мы снова выехали на Северо-Западный фронт. Снова много суток подряд тащились на поезде в Москву. Очень трудно было в те времена с билетами. После того как военный комендант отказался с нами даже разговаривать, мы атаковали один вагон и заняли все проходы и площадку тамбура. Ехали стоя, по очереди отдыхая на парашютных сумках. Вместе с нами ехал и один профессор-москвич с женой. Вот никогда не думал, что профессора бывают такими — маленький, худенький, очень болезненный на вид. А я почему-то представлял их себе совсем другими — степенными, солидными, с этакой седой, окладистой бородкой.
Позже, когда мы уже познакомились и рассказали нашему попутчику о своих первоначальных сомнениях, он рассмеялся и показал нам свои документы, хотя мы и без того уже верили ему. Фамилия его была Кирухин, Тихон Федотович. Перед началом войны он находился в Германии в командировке. Когда немцы без объявления войны напали на Советский Союз, его арестовали. Ему пришлось за эти месяцы перетерпеть немало мытарств, он сильно подорвал здоровье. После долгих унижений и скитаний ему все же удалось вернуться на родину через нейтральные страны. Сейчас как раз он вместе с женой возвращался в Москву. Конечно же, мы не могли теперь спокойно ехать в тамбуре, на парашютных сумках, видя, как тяжело дается такой способ передвижения и без того измученному профессору и его немолодой супруге. Разведав обстановку, мы, при поддержке кондуктора, освободили целое купе, выдворив оттуда спекулянтов. Устроили Тихона Федотовича с женой на нижние полки и ехали нормально до самой Москвы.