— Никого еще из деток там нет, — вслух пробормотал он, выходя из постройки.
Быстрее молнии я бросился к этому люку. Дверца его была теперь открыта. Я спустился по узкой лесенке и попал в довольно обширную подземную комнату, слабо освещенную и разделенную дощатой перегородкой на две половины. Тут не было ни души.
Я быстро вошел в смежную, еще более просторную и ярко освещенную паникадилом подземную комнату. Тут тоже не было никого. В переднем углу перед божницей с завешенными пеленой иконами стоял большой, накрытый белоснежной скатертью стол с крестом и Евангелием посередине.
Я моментально забрался под стол. К моему счастью, он был на простых четырех ножках, без перекладины, так что я отлично уместился под ним. Но из-за скатерти я ничего не видел! Тогда осторожно я прорезал в скатерти ножом маленькую дырочку, в которую и устремил лихорадочно жадный взор. Не прошло и нескольких минут, как в странную, таинственную комнату стали входить белые фигуры людей обоего пола. Эти люди были одеты в длинные белые коленкоровые рубахи до пят.
— Христос воскресе!
— Свет истинной воскресе!
— Сударь-батюшка воскресе!
— Царь царем воскресе! — посыпались странные взаимные приветствия.
Я не буду тебе сейчас за недосугом времени рассказывать подробно все, что начали делать эти люди. Скажу только, что вдруг я побледнел и задрожал от радости. Я увидел среди собравшихся изуверов старшего приказчика и красавицу Аглаю Тимофеевну. Оба они были одеты в такие же белые рубахи. К красавице Обольяниновой все обращались помимо «сестрицы» еще с титулом «Богородицы».
Затаив дыхание, я смотрел на старшего приказчика.
Лицо его было ужасно! Глаза, в которых сверкал огонь бешенства, казалось, готовы были испепелить всех страшных безумцев, собравшихся здесь.
— И тако реку: бых среди вас, но ушед аз семь, во новый Сион тайнаго белаго царя путь продержал, яко восхотех плодов райских вкусить в кипарисовом саду, — загремел вдруг старый изувер.
Он быстро уселся на пол и, точно одержимый бесами, заколотил себя по груди кулаками.
Страшная комната и страшные люди в белых рубахах вздрогнули, замерли, затаив дыхание.
Сотни воспаленных глаз, в которых сверкало сектантское безумие, устремились на того пророка, который, по его словам, был когда-то среди них, но теперь ушел в какой-то таинственный кипарисовый сад.
— И паки реку: проклятию, треклятию и четвероклятию подлежит всяк женолюбец! Ужли не читали вы: «Откуда брани и свары в вас? Не отсюда ли, не от сластей ли ваших, воюющих во удех ваших?» Рази не сказано: «Да упразднится тело греховное» и паки: «Умертвите уды ваша, яже — блуд, нечистоту, страсть и похоть злую; уне бо ти есть, да погибнет един от уд твоих, а не все тело твое ввержено будет в геенну огненную». — «Погубится душа от рода своего у того, кто не обрежет плоти крайния своея в день осмый!» А вспомните, детки, что вещает пророк Исайя: «Каженникам лучшее место сынов и дщерей дается». Апостолы вещают: «Неоженивыйся печется о господних, как угодити Господеви, а оженивыйся печется о мирских, как угодите жене». Вникните и рассудите, детки, куда ведет вас ваше жало греховное, ваш змий-похотник? На погибель вечную, на погибель! Зане глаголено: «Блудники и прелюбодеи и осквернители телесем своим отыдут во огнь негасимый вовеки. И горе им будет, яко никто же им не подаст воды, когда ни ороси глава их, ниже остудить перст един рук их, ни паки угаснет или пременит течение свое река, или утишатся быстрины реце огненней, но вовеки не угаснет никогда же».