— М-мать... — сквозь зубы выругался он, порывисто шагнул во тьму и с грохотом захлопнул за собой расшатанную дверь.
В последний миг Золтану ещё как будто показалось, что Жуга засучивает рукава.
— Что ты знаешь о нём, девочка? — спросил негромко Хагг, когда за травником закрылась дверь. — Что знаешь ты об этом человеке?
Девчонка вздрогнула, посмотрела на дверь, потом на Золтана, потупилась, куснула губы и вдруг блеснула глазами из-под завесы мокрой чёлки. Выпрямилась (тот ещё характер...) и с вызовом вскинула голову.
— Ничего, — сказала она.
* * *
День катился к вечеру, такому же неприглядному и серому, каким был сам. Не осень, не зима, а так, не разбери-поймёшь. Вроде бы и снег лежит, и лужи подо льдом, и в то же время только ступишь — под ногою камни, глина, жухлая трава, всё проседает, липнет на ноги...
Беломордый ослик отца Себастьяна плёлся мерным шагом; погонять его было себе дороже — он вполне мог заартачиться и встать. Вровень с ним шла лошадь Киппера, следом месили дорожную грязь пятеро солдат. Усталость брала своё, уже никто никуда не спешил. Дождь собирался весь день, но так и не собрался, к вечеру похолодало, но и до снега дело не дошло.
Дорога вяло выписывала петли меж холмов и перелесков, словно неразборчивая длинная строка из мемуаров великана. Бесконечные каналы, мостики и озерца уже успели всем осточертеть, солдаты не ворчали только потому, что по всем приметам постоялый двор был уже где-то поблизости. Всякий раз, поднимаясь на очередной пологий холм, маленький отряд различал в вечернем небе жиденькие столбики дымков: деревня.
Так оно и оказалось.
Корчма сыскалась быстро — покосившаяся тёмная пирамидальная хоромина с серпом и молотком на вывеске. Была она пуста, почти без посетителей, лишь один высокий и бледный с лица паренёк сидел у камина, потягивал вино и морщился после каждого глотка. Хозяин, углядевши, кто пожаловал на огонёк, засуетился, вышел встретить лично, отослал дворового мальчишку присмотреть за осликом и лошадью, принял заказ у святого отца-инквизитора и быстренько тишком улепетнул на кухню. Солдатам и господину десятнику без напоминаний выставили пива. Двойного «Петермана», дюжину. С понятием был местный корчмарь, даром что сам маленький, зато голова — не сразу шапку подберёшь. Мигом распознал, зачем святой отец с солдатами куда-то путешествует. Такие времена: не угодишь, считай — пропал.
Солдаты, однако, восторга не выказали, более того — поморщились, но пиво разобрали. Истомившийся Родригес улучил момент, когда щупленький baes[26] в очередной раз пробегал мимо стола, и ухватил его за рукав.