Ялка остановилась. Было на удивление тепло. Высоко вверху, подсвеченные серебром луны, искрились облака. Каменная чаша горного источника ещё не успела затянуться льдом — ручей перемёрз где-то выше по течению. Она подошла, зачерпнула воды и умыла лицо. Ещё раз и ещё. Наваждение постепенно отступало. Ощущение зова осталось, но теперь это было скорее беспокойство души, чем действительно зов, пришедший извне. Куда идти, зачем, она не представляла. Сейчас она сомневалась во всём — в снегопаде, во вчерашнем дне, в его событиях, в себе самой. Минуло четыре дня, а травник всё никак не возвращался. Она уже не верила, что он на самом деле был. Ей было одиноко, а воспоминание о единороге наполняло душу чувством потери.
Снежинки опускались ей на волосы и плечи, словно тополиный пух, и не хотели таять. Она стояла и смотрела в никуда, на выступающие из-под снега развалины домов, на терриконы старых шахт, на лес вокруг, на тёмные громады скал; с лица её ещё стекали капли, когда ушей её коснулся вдруг какой-то тихий звук. То была какая-то невообразимо тонкая и сложная мелодия — флейта, струны, перезвон хрустальных колокольчиков и тихий смех. Она прислушалась, но то был не мираж, хотя мелодия лилась из чащи леса как-то не взаправду и очень издалека, с той стороны, где находилась памятная по вчерашнему дню поляна. Кто играл? Зачем? Девушка не успела ещё задать себе эти вопросы, а ноги уже сами понесли её в ту сторону, откуда летели в ночь холодные тонкие звуки.
Дверь дома запирать она не стала — травник никогда подобного не делал, да и засовов на двери снаружи не было.
Снег под ногами, пушистый и мягкий, почти не скрипел. Иной раз девушка ловила себя на странном и пугающем ощущении, что она ступает не по снегу, а по крыльям миллионов, биллионов мёртвых бабочек, устлавших всё вокруг. Вчерашние следы занесло, знакомые деревья ночью выглядели совершенно по-другому, но по мере приближения к поляне музыка становилась не громче, но как будто бы отчётливей, и вскоре Ялка уверилась в правильности выбранного направления. Музыка вела, тянула, направляла. Больше Ялка не боялась, что собьётся с дороги. Снежинки словно бы обрадовались её решению и закружили с новой силой; среди них и в самом деле будто выделился небольшой отдельный рой белых мух, которые всё время толклись где-то впереди неё, подсвеченные снегом и луной.
Подуло ветерком, тонкие сосны качнулись, снег посыпал с ветвей, как будто кто-то огромный вздохнул высоко вверху, и снова стало тихо. Ялка шла и шла, покуда впереди не замаячило белое открытое пространство, и здесь, на самом краешке поляны замерла, затаив дыхание и не в силах сделать более ни шагу, поражённая открывшейся картиной.