А травник шёл вперед и всё играл, таща танцоров за собой, как тот Мартин с волшебным гусем. Рутгер смутно вспоминал потом, что за спиной у травника ещё как будто кто-то шёл, маячил кто-то, двое или трое, но у него не получилось разглядеть, кто это и сколько их там.
Кто-то кричал, кто-то плакал, кто-то смеялся. Заколдованный поток безумной пляски тёк по улицам по направлению к воротам, как весенняя река, захватывая всех, кто попадался на пути. До юго-западных ворот добралась уже целая толпа. Кто их открыл, ворота, и когда, осталось тоже неизвестным — городские стражники потом нигде не обнаружили своих ключей, и пришлось заказывать новые. У городских слесарей был из-за этого маленький праздник.
За городскими стенами, едва лишь миновали створ ворот, Лис бросил волынку на снег, снял шляпу — раскрасневшийся, весёлый, — шутовски откланялся ночным танцорам, расхохотался, и через миг исчез в ночной кромешной темноте.
А волынка продолжал играть сам по себе! Сначала — так, будто ничего не случилось, но с каждою минутою — всё медленней и тише. Пляска тоже медленно, но верно затихала. Последнее, что помнил Рутгер в этой серой пелене, был взгляд парнишки-монашека — серьёзный, очень грустный и сосредоточенный. Мальчишка был единственный, кто не поддался чарам травника, и просто шёл за всеми следом, будучи не в силах что-то предпринять. Шёл и глядел себе под ноги.
Потом музыка утихла. Запыхавшиеся стражники метнулись в ночь на поиски беглецов, но возвратились ни с чем. Волынку осторожно подобрали, предварительно проткнув её мечом, и брат Себастьян распорядился развести большой костёр и сжечь в огне бесовский самогуд.
Рутгер вдруг почувствовал, как кто-то тронул его за плечо, и обернулся.
За спиной стояла та самая девушка с арбалетом, с которой он разговаривал утром. Правда, сейчас она была без арбалета.
— А ты, оказывается, хорошо пляшешь, — тихо сказала она и посмотрела травнику вослед. Отбросила чёлку с высокого лба. — Я не стану его убивать.
И улыбнулась.
Рутгер несколько опешил: встретить её здесь он никоим образом не ожидал. Он посмотрел на стражу, на монахов, на пылающий костёр, обернулся вновь: «А как же...», и осёкся.
Сзади не было никого. Только темнота и снежная равнина.
И ещё — как будто кто-то где-то далеко насвистывает эту самую мелодию, которая заставила плясать всех любопытных горожан.
И пятка вновь сама собою отбивает такт.
Рутгер закрыл рот. Постоял, молча глядя в угасающий костёр, потом повернулся и пошёл домой. Ему нужно было подумать. Одно он, впрочем, знал наверняка: эту загадку ему сегодня было нипочём не разгадать.