Простуда-семидневка стремительно брала своё. Интересно, сколько они шли сюда? День? Два? Ей показалось, что не больше часа. Сколько раз она лишалась чувств, впадала в сон, которого не помнила, и оттого всякий раз по пробуждении испытывала чувство непонятной и навязчивой потери? Сколько дней она так провалялась до того, как окончательно пришла в себя? И почему так много? Ведь наверняка же травник мог излечить её в два-три приёма, как лечил других, однако вместо заговоров или ворожбы предпочитал просто держать под тёплым одеялом и поить отварами целебных трав. Вспомнились его сухие, чуть холодноватые ладони на лбу, холодящая жирная мазь на висках, горячее питьё со вкусом мяты и аниса... Она прислушалась к себе. Сейчас ей было легко и спокойно, нос дышал свободно, жар спал, от кашля не осталось и следа, и лишь ломота в теле напоминала о недавней болезни, как эхо в горах напоминает о смолкнувшем крике.
Эхо в горах...
Она опять поворошила в памяти и вспомнила, что рядом с домом, вроде, в самом деле были горы. Во всяком случае, одна гора точно была. Седая, старая, поросшая лесной щетиной возле чёрного беззубого провала рудника. Впрочем, за последнее она не стала бы ручаться — то вполне могло быть бредом и мороком. Во всяком случае болезненная жуть, когда она скользила меж светящих стен и гибких раковин звенящей тишины, встречается, скорей, в кошмарах, чем в обычных снах...
Она скользила?
Или же... они?
Ялка нахмурилась и ещё с минуту размышляла о своём, свернувшись под одеялом в клубочек и кусая губы. Она уже очень давно не видела снов, очень-очень давно, в её ночах царила лишь чернильная слепая пустота, и вот сегодня... Или не сегодня? Неважно, — она прогнала прочь стороннюю мысль: с этим можно разобраться позже. Тряхнула волосами, с неудовольствием отметив, что каштановые пряди засалились и свалялись словно войлок — на сухую не расчешешь. Она невольно удивилась про себя — с каких это пор её опять начала заботить собственная внешность? Травник что ли виноват? А может, правду говорят, что когда чего-то долго нет, то потом его всегда бывает слишком много? Хотя что тут странного, если ей вдруг стало неуютно в этой постели, пропахшей потом и болезнью.
Вымыться бы... Интересно, как она все эти дни ходила по нужде?
От этой мысли девушка заёрзала в смущении, кровь жарко прилила к лицу. Неясная тревога всё-таки осталась. С ней же случилось что-то... Что-то же ведь с ней случилось? Она не помнила, ну совершенно ничегошеньки не помнила, а память не желала складывать единую картину из разрозненных кусков, «Однако...», — хмыкнула она. Оказывается, она уже забыла, что если долго лежать после сна, то мыслей и впрямь порой приходит слишком много...