В этом свете возникает вопрос: если Бог не способен исправить дьявола, не говорит ли это о том, что зло обладает такой же силой, как и добро? Эта двусмысленность возникла изначально: вместе с появлением формулировок отречения от сатаны в ритуале крещения и — дьяволизацией у первых теологов всего, не являющегося христианским. Для апологета христианского учения Юстина языческие культы являются «духовными силами зла в небесном мире… мы оплакиваем тех, кто верит в подобные вещи, за которые, как нам известно, отвечает демон». Владычество Римской империи само по себе является проводником намерений сатаны, пишет Юстин Антонину Пию: «Это демон пытается удержать вас в рабстве, мешая понять наши мысли».
Типичное сектантское мышление, представленное в тесно связанном мире, зависящее от сатаны, противопоставляется маленькой группе избранных. В трудах Тертуллиана, относящихся примерно к 200 г., почти вся людская деятельность — дьявольский соблазн. Начиная от конских скачек, театра и кончая косметикой, деятельностью типично сатанинской, поскольку она нацелена дать обманчивое внешнее представление. Так в конце II века дьявол стал центральным и необходимым персонажем в христианстве, парадоксальным плодом литературы. Церковь никогда не признает отцовства в апокрифических апокалиптических писаниях, а будет находить объяснения, подходящие для секты, противостоящей необходимости доказательств, почему реальный мир не совпадает с желаемым. Таким образом, появление христианства знаменовало собой огромное повышение статуса дьявола, невзирая на многочисленные и различные интерпретации, которые имели место во все времена.