У Поля Валери присутствие дьявола обнаруживается в стремлении быть уникальным, которое порождает зависть ко всему, не принадлежащему индивидууму — в высшей степени люциферово заблуждение. Все творчество Жоржа Бернаноса, начиная от романа «Под солнцем Сатаны» (Soleil de Satan) до романа «Господин Уин» (Monsieur Uine), в сущности, является обширным исследованием, посвященным поиску места, которое дьявол занимает в нашем мире, дьявол, который в первом из названных произведений еще не слишком заметен, но во втором он становится поистине страшным своей невидимостью, когда вторгается в наше существование в виде тоски, в виде тягот жизни: «Не существует людского несчастья, господин аббат, есть тоска. Никто никогда не разделял тоски человека, и никто никогда не оберегал его душу». Ну, а зло — не что иное, как то, чему мы сами способствуем. Без него герой растворился бы, и г-н Уин, олицетворяющий зло, приближаясь к смерти, ощущает, как он тает в небытии. Дьявол прочно засел в нас. Лучший способ обеспечить его существование — верить в то, что его нет.
Именно такие сентенции провозглашает Андре Жид, выказывающий в общении с дьяволом завидную непринужденность. В романе «Фальшивомонетчики» (Journal du faux-monnayeur) он пишет, как бы придумывая персонажей для своего произведения: «Мне был нужен один [дьявол], который перемещался бы инкогнито по всей книге и реальность которого утверждалась бы тем больше, чем меньше в него верили». Относительно же себя самого Жид говорит, что дьявол его подловил: «Я верил, что укротил его, и в той же мере, в какой я в это верил, Лукавый меня подловил». В высшей степени дьявольское искушение, пишет он, это вопросы, не получающие ответа: вопросы о жизни, о бытии. «Великие искушения, которыми одолевает нас Лукавый — это интеллектуальные искушения, вопросы».
Итак, в течение двух столетий литература активно обращалась к дьяволу. Разнообразие подходов привело к такому смешению понятий о реальном и личностном существовании этого вредоносного создания, что, например, Дино Бузатти в новелле «Путешествие в ад века», делает его женщиной. У него массовым безумием, охватившим мир, управляет сорокалетняя красавица г-жа Бельзебут. Поскольку зло прекрасно себя ощущает в современном мире, а к концу тысячелетия, похоже, даже набралось новых сил, литература еще не закончила задаваться вопросами о его природе.
Кино также не оставило без внимания тему дьявола, причем — с самого своего рождения. Пионера седьмого искусства Жоржа Мельеса этот сюжет неотступно преследовал — начиная с самого первого его фильма «Усадьба дьявола» (Le manoir du diable) (1896). В 1899 году он выпускает фильм «Дьявол в монастыре» (Le diable au couvent), затем — в 1906 — «Четыреста шуток дьявола» (Le quatre cents farces du diable), а также фильмы «Лаборатория Мефистофеля» (Le laboratoire de Mephisto), «Дьявольская магия» (Magie diabolique) и «Заколдованный постоялый двор» (L’auberge ensorcelee). Сам по себе кинематограф с технической точки зрения явился поистине дьявольским искусством, в котором с помощью трюков и спецэффектов сметаются естественные физические ограничения. Появляется возможность не только создания великой иллюзии реальности сверхъестественных явлений, но — более того — кинематограф способен сделать неотразимо привлекательным для публики этот призрачный мир, мир фальшивого, ложного, несуществующего небытия. Управление современным микрокосмом с его синтетическими изображениями и вездесущими экранами все более делается виртуальным. Мастером же виртуальности, обмана и небытия всегда был дьявол… Путь кинематографа, этого типичного для XX века искусства — ретроспектива всей истории изображения дьявола. Первые фильмы — портреты дьявола, созданные Мельесом, — напоминали склонные к крайностям слегка иронические и зрелищные средневековые мистерии. Герой фильма Джорджа Орлиса «Дьявол» (The Devil) 1908 г. — не слишком серьезный сатана, в то время как в фильме «Сатана, или Драма человечества» 1910 г. Г риффит сделал набросок всей истории падшего ангела.