Только младенцы, которым меньше месяца, и только в этом городке к югу от Иерусалима и вокруг него, отданы в твою власть. Ты хотела бы уничтожить всех детей на много миль вокруг, но предел установлен не тобой.
Наконец беспомощные вопящие младенцы свалены в кучу на лужайке в центре ближайшего поля. Воины не решаются выполнить полученный приказ. Ты кричишь на них и требуешь выполнения их долга. Ты вырываешь меч из рук ближайшего воина и погружаешь его в клубок крохотных рук и ног. Ты орудуешь коротким широким лезвием меча, как косой, ощущая, как она проходит через мягкую плоть и кости так же легко, как нагретый нож сквозь мягкий сыр. Там и тут поднимаются фонтанчики крови, обрызгивая тебя. От разбросанных внутренностей в холодном воздухе поднимается пар.
Ты хохочешь. Не важно, пусть солдаты отступят, ты с радостью закончишь дело собственными руками. А почему бы и нет? Разве ты не имеешь на это права? Разве не ты оповестила этого одряхлевшего глупца Ирода, что, по слухам, две недели назад где-то в здешней округе родился Царь Иудейский? Разве не ты убедила Ирода, что лишь таким единственно верным способом он сможет впоследствии передать этот маленький уголок Вселенной в руки своих сыновей, как он мечтал?
В конце концов жажда крови захватывает и воинов, и они присоединяются к тебе в бойне. Ты отходишь в сторону и наблюдаешь за их действиями, ибо нет для тебя сладостнее зрелища, чем видеть, как по твоей милости в бездну зла погружаются другие.
Ты смотришь, как они рубят… рубят… рубят…
~~
Кэрол с криком проснулась.
— Кэрол! Кэрол! — повторял Джим, обнимая ее. — Господи, что случилось?
Она лежала рядом, вся в поту. К горлу подступала тошнота.
— Джим! Это было ужасно!
— Это всего лишь сон, только сон, — повторял он шепотом, пытаясь успокоить ее.
Но ужас не оставлял ее. Все было так реально, реально! Как будто она была там. Избиение младенцев. Она лишь смутно помнила, что о нем говорилось в одном из Евангелий. Почему сегодня это сказание возникло в ее подсознании?
— Успокоилась? — через некоторое время спросил Джим.
— Да, — солгала она. — Наверное, это от пиццы с перцем.
— Раньше она не вызывала у тебя кошмаров.
— А теперь вот вызвала.
— Иди сюда, прижмись ко мне и согрейся.
Она прильнула к нему. Ей стало лучше, но она не могла забыть…
…рубят… рубят… рубят…
— Ты вся дрожишь. В следующий раз не будем есть пиццу с перцем.
Но пицца здесь ни при чем. Дело в чем-то другом, она не знала, в чем именно. В последнее время ей часто снились кошмары. Обычно они были расплывчатыми, смутными. Она плохо их помнила, оставалось лишь ощущение страха и неопределенности.