— И я не могу, — подхватила Морин.
— Он подавлен мыслью о доме для хроников, — проговорила Кэрол. В конце концов все бумаги, требующиеся для получения бесплатного места, были оформлены, и Кэрол получила для него койку в «Санни вэли» в Глен-Коув. Его должны были перевезти туда в четверг. Она заметила быстрое ухудшение в состоянии здоровья старика после того, как тот узнал, что теперь он «на пособии», как Додд это называл, и обречен доживать свой век у доме для хроников, среди чужих людей. Он перестал есть, бриться, стал ко всему безразличен.
— Он подавлен не больше, чем мы, из-за того, что нам приходится отдавать его в дом для хроников, — произнесла Кэтрин таким тоном, что Кэрол отважилась настаивать: она чувствовала, что за враждебностью скрывается чувство вины, и понимала сестер. Они считали положение безвыходным.
— Он в состоянии самостоятельно одеться, поесть, помыться, встать утром и лечь в постель вечером. Ему не нужен дом для хроников. Ему надо, чтобы для него готовили еду, стирали ему белье и общались с ним. Словом, ему нужна семья, — убеждала их Кэрол.
Кэтрин встала со стула.
— Мы уже обсуждали все это по телефону. Ничего не изменилось. Мы с сестрой и наши мужья работаем. Мы не можем оставить отца одного в доме на целый день. Доктор сказал, что у него плохо с памятью. Он может поставить на огонь воду для кофе или супа и забыть об этом, а потом одна их нас вернется к себе и увидит вместо дома полыхающий костер.
— Эту проблему можно решить, — возразила Кэрол. — У вас есть возможность нанять женщину, которая будет при нем в течение дня, — на первое время мы получим для вашего отца пособие на оплату такой приходящей домработницы. Поверьте, всегда можно найти выход, и я помогу вам в этом, если вы решитесь попробовать. — Тут она решила пойти своей козырной картой. — К тому же ведь это не навсегда. Ему семьдесят четыре. Сколько лет ему осталось жить? Вы можете сделать эти годы счастливыми для него. Вы сможете с ним попрощаться.
— Что вы хотите этим сказать?
— Большинство людей не имеют возможности попрощаться со своими родителями, — сказала Кэрол, проглотив подступивший к горлу комок.
Как всегда бывало в таких случаях, она подумала о своих родителях. Подумала обо всем том, что должна была сказать им, пока они были живы, и не в последнюю очередь о словах прощания перед концом. Ей казалось, что она проживет всю свою жизнь с чувством так и не исполненного долга. Она считала освобождение других от этого бремени дополнительным, хоть и неписаным, необъявленным правилом своей работы в больнице.