Снова дает себя знать больное воображение, вздохнула Робин.
Люк, казалось, тоже был захвачен великолепием природы. Резкие морщины на его лице разгладились, выражение глаз сделалось задумчивым. Робин с удивлением отметила в нем эту перемену, но заговорить не решилась. Ей казалось, что она чувствует его желание побыть одному, и не только чувствует, но и разделяет его.
Когда они снова очутились в уютной кухне «Медвежьего угла», было уже больше одиннадцати утра. Прогулка закончилась, но чувство эйфории не покидало Робин. Сейчас ей хотелось быть в ладу со всем миром. Даже если это включает Люка Харрингтона.
— Вы снова делаете это! — резко сказал он, заглядывая ей в лицо.
— Делаю — что? — удивилась Робин, выныривая из своих грез.
— Загадочно улыбаетесь, — раздраженно пояснил Люк, наполняя чайник водой.
Робин сразу расхотелось улыбаться.
— Возвращаясь к сказанному вами вчера вечером… — начала она. — Моя мама говорила мне много разных вещей, в том числе, что никогда нельзя позволять мужчине узнать все твои мысли. Пусть он лучше теряется в догадках!
— Типично женское замечание, — проворчал Люк. — Надеюсь, вашей матери еще выпадет случай переменить свое мнение на сей счет.
Приподнятое настроение Робин мигом обратилось в свою противоположность.
— Она умерла год назад, — сказала она, делая вид, что целиком поглощена поисками чайной заварки в шкафчике. — У нее не выдержало сердце в день похорон моего мужа.
Люк на мгновение замер, затем снова принялся возиться с чайником.
Как некстати, что он затронул эту тему именно сегодня! Но что она могла ему ответить, кроме правды? И вот теперь не знала, что сказать, чтобы сгладить возникшую неловкость.
Руки Люка обняли ее за плечи, мягко повернули, и он прижал Робин к своей груди. Ее голова уютно угнездилась под его подбородком, пока его ладонь нежно касалась ее волос.
Может быть, Робин и сумела бы сдержаться, как сдерживалась на протяжении всех этих месяцев, если бы Люк молчал. Но он заговорил.
— Бедная моя малышка, — произнес он, и в его хриплом голосе была нежность. — Я не думал, что у тебя тоже… Впрочем, неважно. Теперь я понимаю, почему ты так испугалась вчера вечером, когда увидела могилу. Ведь это было последнее, что тебе хотелось бы видеть, верно? А я, идиот, назвал тебя дамочкой с больным воображением…
— Откуда ты мог знать… — прошептала Робин, которая была даже рада, что Дотти не распространялась о ее личной жизни.
— Как же ты прожила этот год? — качая головой, произнес он.
— Пожалуйста, не надо об этом, — чуть не всхлипнула Робин и затрясла головой в надежде, что тягостное наваждение развеется. — Мне было так хорошо сегодня утром! — отчаянно выкрикнула она.