— Силен ты, парень! А дай силу твою померять, поручкаться, можно?
Каланча хмыкнул презрительно, глядя с высоты на Лыкова, хоть и крепкого на вид, но комплекции не богатырской и росту среднего.
— Давай, Марк, поучи молодца, — тотчас же дал команду Гаммель. — Только аккуратней, руку не сломай.
— Ну держись, волга, — протянул Каланча Лыкову огромную ладонь. — До последнего не терпи, сразу кричи, а то я не рассчитаю силу-то.
— Не бойсь, — коротко буркнул Лыков и вложил свою ладонь в Маркову лапищу. Противники застыли в напряжении; захрустели костяшки пальцев, вокруг стояли ювелиры с охранителями и беззлобно подначивали противников.
Секунд через десять лениво-снисходительная мина на лице Каланчи сменилась недоумением, и он приналег во всю силу. Еще мгновение, и лицо его побелело, очень быстро покрылось мелкими капельками пота. Гаммель и прочие недоуменно наблюдали за ним. Лыков стоял спокойно, слегка улыбаясь и жал руку как бы шутя.
Неожиданно Каланча, охнув, упал на колени, и Лыков тотчас же разжал хват.
— Черт… здоровый… — пробормотал Каланча, со стоном раздирая сплющенные побелевшие пальцы.
— Вы кто? — ошалело спросил Гаммель, быстро поднимая Марка с колен.
— Помощник квартального надзирателя вашего квартала Алексей Николаевич Лыков.
— Где вы так научились? И как вам это удается? А кстати, позвольте вас угостить рюмкою портвейна, — скороговоркой выпалил Гаммель, и Алексей согласился.
В ресторане, где Марку приложили к кисти лед с ледника, Лыков виновато тронул его за рукав:
— Извини, земляк, долго не кричал, я и погорячился.
— Ништо, — бодро ответил тот, — мне наука — не хвались!
— Так как же это? — спросил Гаммель, отставив портвейн.
— Да на войне я этому научился, — скромно ответил Алексей. — У нас в команде пластунов был человек необычный, актер по ремеслу, Гиляровский его фамилия. Весь полк поборол, а там какие были геркулесы — о-го-го! Я единственный, кто продержался больше минуты. Ну, он и стал меня учить. Есть такая специальная гимнастика для мышц грифа, то есть пальцев и запястья. К концу кампании я с ним уже вничью ручкался и победил бы вскорости, да в госпиталь попал. Вот, тоже от него научился, — Алексей вынул серебряный пятиалтынный и без видимых усилий согнул его большим пальцем, зажав между указательным и безымянным. Собеседники его ошалело переглянулись, а Лыков так же легко сложил монету пирожком и кинул ее на стол. — Это малому на чай.
Новые знакомцы разговорились, Гаммель рассказал немного о себе и своем деле и все как-то присматривался к Алексею. «Что-то хочет», — понял тот и не ошибся. В конце беседы ювелир предложил помощнику надзирателя четвертной билет, сказав негромко: