— А где Федор Иванович?
Тут же, словно дожидался, внутри хлопнул выстрел.
— Федор! — выкрикнули хором оба сыщика и, мешая друг другу, бросились в гостевые кельи. Какая-то фигура, скорчившись, осторожно выходила из свистуновской горницы. Алексей узнал крутые плечи Буффало, осторожно тронул его за рукав:
— Ты ранен? Кто стрелял?
Буффало со стоном разогнулся, потер спину, сердито выдохнул:
— Чертов радикулит! На память о Додж-сити оставил, растуды его в качель…
Алексей и Павел Афанасьевич недоуменно и настороженно смотрели на него.
— Федор Иваныч, ты не ранен? Мы слышали выстрел…
— Пойдемте быстрей на улицу, надоело мне на покойников смотреть, — вместо ответа сказал Буффало и вышел на монастырский двор. — Как тут хорошо-то… Выстрел был, но я не ранен. Это Свистунов застрелился.
— Как застрелился? Из чего?
— Из пальца, — коротко ответил Буффало и пошел к воротам. — Эх, рыбку бы здесь половить, да Арсений Иванович не даст. Да и вообще, домой пора…
— Брось дурить, Федор, — начал горячиться Лыков. — Из какого пальца?
Но Благово успокаивающе потрепал его по плечу:
— Алексей Николаевич, что пристал к человеку! Ну, застрелился, ну, из пальца. Чего в жизни не бывает. Это же Свистунов!
И Лыков сразу успокоился:
— Действительно, что со мной такое? Это же Свистунов!
Все трое рассмеялись и так, смеясь, вышли на берег. Со стороны Ворсмы гудело множество голосов; большая толпа собралась на выезде и напирала на казачью спешенную цепь, грозя ее прорвать.
— Что он делает! — разволновался Благово. — Я же дал все инструкции!
Но тут казаки рывком отдалились от толпы шагов на двадцать и грянул залп. Толпа закричала и принялась разбегаться вдоль по проезжей улице прочь от солдат. Грохнул второй залп, крик перешел в какой-то звериный вой, и через минуту улица совершенно опустела; лишь по огородам, теряя лапти и картузы, улепетывали перепуганные хлысты.
— Вот это другое дело, — довольно констатировал Благово. — Ни капли крови, и бунт усмирен; разве только кого медвежья болезнь поразила.
— У нас тут зато крови… — начал было Алексей, как вдруг за их спинами раздались выстрелы. Не сговариваясь, все трое бросились обратно в ворота монастыря, Буффало на бегу ловко вставил в «ремингтон» новый барабан.
Во дворе катался по земле раненный в голову казак; второй, стоя на одном колене, держал на прицеле пленных «серых» и гостевые кельи, голос третьего доносился из игуменских покоев:
— Выходи, хад, я тебя нашинкую!
— Кто-то живой мертвым притворился, а потом ожил, — сразу понял Буффало. — Ловко!
— И убежал в подземный ход, — добавил Благово.