— Бабка Додониха давеча у колонки говорила. У ней двоюродный племянник в самолетных механиках служил, на него ссылалась.
— Неисправима твоя бабка Додониха.
— А разве не так?
— Нет, мама, — весело пояснил Алеша, — тот, кто любит эти бутылочки, долго в реактивной авиации не полетает. Они по самому дорогому бьют — по сердцу. А без него, сама понимаешь, какой из человека летчик.
— Ну а ты как?
— Только по большим праздникам да когда товарищей много собирается, — признался Алексей, — один же, ей-ей, в рот не беру.
— Вот и не надо, — одобрила мать, и он понял, что, предлагая водку, она очень хотела, чтобы он отказался.
Седенькая, немного ссутулившаяся, нажившая за эти два года одинокой жизни новые морщины, сидела напротив мать.
— Мне тут подъемные выдали, мама. Целых сто двадцать рубликов. Это всем выдают, когда к новому месту службы направляют. Для расходов по переезду. Ну а какие у меня расходы? Ты их возьми, эти деньги.
— Что ты, милый! — счастливо заулыбалась Алена Дмитриевна. — Мыслимо ли? Вдруг самому какая нужда!
— Хоть половину возьми, мама, — настаивал Алеша, — сама же говорила, осенью крышу крыть.
— Половину я, пожалуй, возьму, если велишь, — согласилась она. — На крышу действительно надо.
— Вот и хорошо!
Алеша хотел уже укладываться спать, но она, стараясь придать своему голосу предельное равнодушие, все-таки спросила:
— Давеча ночью ты письмо какое-то писал перед тем, как на встречу с Гагариным пойти. — Она прищурилась и в упор смотрела на него исподлобья.
Алексей отодвинул от себя пустой граненый стакан.
— Сознаюсь, мама. Я действительно хотел передать это письмо в руки космонавту. У меня к нему была большая просьба — взять в их часть.
— В космонавты! — всплеснула руками Алена Дмитриевна. — Господи боже, как был ты дитем неразумным, Алеша, так и остался. Да ведомо ли тебе, что сейчас с такими просьбами к нему тысячи валят? На что же ты, лихая головушка, рассчитывал?
— На суворовскую поговорку, мама. Смелость города берет.
Алена Дмитриевна только вздохнула. Ей понравился даже этот его наивный порыв. Улыбаясь, она рассматривала лицо сына. Оно было бы, возможно, строгим и сосредоточенным, но чуть вздернутый нос и такие же, как у отца, кудрявые волосы делали его добрым и веселым.
Где-то в темном углу потрескивал сверчок, да комар еще вился под желтым абажуром вокруг лампочки. Мать задумчиво вздохнула:
— Алешка, Алешка, какой ты у меня фантазер! Вот и отец твой был таким. Что ни получим в совхозе, трактор или сеялку — непременно задумается и какое-нибудь из своей головушки усовершенствование предложит. Только у него фантазия дальше сеялок и комбайнов не шла, а ты, мой милый, до самых звезд хватил. Иди-ка спать лучше. Небось замучили вас в училище ранними подъемами. Хоть на побывке-то отдохни.