— О господи боже мой. — Он говорил прерывисто и хрипло. Голос сорвал своими воплями.
— Ты в порядке?
— В порядке? Да у меня едва сердечный приступ не случился. Но это, — он огляделся вокруг, — это восхитительно.
— Говорила же тебе. — Мне было так хорошо, так счастливо, что я могу разделить этот миг с ним. Я едва не разрыдалась от избытка чувств: мы вдвоем в голубом просторе, парим, точно самые свободные две души во вселенной.
— Я не всерьез сказал, что ненавижу тебя.
— Это хорошо. Потому что я тебя люблю, — слова возникли сами, из ниоткуда.
Он повернул ко мне голову.
— И я тебя люблю, Люси, — сияя, ответил он. — А теперь кончай болтать, ты мешаешь мне наслаждаться.
Я засмеялась.
— Хочешь порулить?
Жизнь взял на себя управление парашютом, и мы поплыли по небу, как птицы, вбирая в себя весь мир, каждой клеточкой ощущая, что мы живые, что мы едины и неразрывны. Наш общий миг счастья. Полет длился четыре минуты, и перед приземлением я взяла управление на себя. Мы сгруппировались — ноги согнуты, колени вместе, — я замедлила ход, и мы мягко коснулись земли.
Жизнь покатился по земле, сотрясаясь от веселого хохота.
Освободившись от меня, он принялся скакать и бегать кругами, точно пьяный, радостно вопя и смеясь.
— Это абсолютно запредельно. Я хочу еще, давай еще раз прыгнем, можно еще раз?
Я засмеялась:
— Поверить не могу, что ты это сделал.
— Дать перед ним слабину? Ты что, шутишь?
— Ты о чем?
— О Блейке. О чем же еще? Я не хочу, чтобы этот идиот решил, будто я чего-то не могу. Пусть знает, мне плевать, чего он там обо мне думает, я куда круче, чем ему кажется.
— В смысле? Я не понимаю. Зачем ты выдумываешь себе повод для столкновения с ним?
— Да я ничего не выдумываю, Люси. Это и есть цель. И всегда была.
— О чем ты говоришь?
— Не важно, забудь. — Он широко улыбнулся и вновь принялся восторженно скакать вокруг меня. — У-у-у-х-у-у!
Мне было так хорошо, что он доволен. Но меня смущали причины его довольства, и я наблюдала за дикими плясками радости со смешанными чувствами. Конечно, имея в виду мою свежеобретенную любовь к Блейку, у нас обоих был общий повод для радости. Но что-то подсказывало мне — веселится он скорее вопреки, чем благодаря. Я бы хотела, чтобы мы все сумели поладить, а Жизнь, судя по всему, наслаждался ощущением собственного превосходства над Блейком. Впрочем, возможно, это вполне в порядке вещей. Блейк меня обидел, нарушил мою жизнь, и хоть я уже готова была его простить, признав, что сама была во многом виновата, Жизни, наверное, требовалось на это больше времени. И что же это означает? В частности, для меня и для Блейка? Обычно после дайвинга я пребывала в приподнятом настроении, как Жизнь сейчас, все делалось просто и понятно, а тут вдруг почему-то вернулась утренняя головная боль, которая посещает меня исключительно тогда, когда я пытаюсь решить сложные эмоциональные проблемы — те, что выше моего разумения.