Я очнулся в собственной своей кровати, а рядом сидела встревоженная мать и держала меня за руку.
— Думала уж, что ты так и не соберешься пошевелиться, — сказала она. — Ты проспал больше восьми часов.
— А доктор Данбар пришил нос на место? — спросил я у нее.
— Пришил, — сказала она.
— А он там останется?
— Сказал, что останется. Как ты себя чувствуешь, миленький?
— Плохо мне, — сказал я.
После того, как меня вырвало в тазик, мне стало чуточку легче.
— Глянь-ка под подушку, — сказала мать, улыбаясь.
Я повернулся и отогнул угол подушки, и под нею, на снежно-белой простыне, лежала монета — прекрасный золотой соверен с профилем короля Георга Пятого на лицевой стороне.
— Это тебе за отвагу, — сказала мать. — Ты очень хорошо вел себя. Я тобой горжусь.
В те времена мы звали их наставниками, а не учителями, и в школе св. Петра одного такого я боялся больше всех остальных, кроме самого директора. Его звали капитан Хардкасл.
Этот человек был стройным и гибким и играл в футбол. На футбольное поле он выходил в белых беговых шортах и белых гимнастических туфлях и коротких белых носках. Ноги у него были крепкими и тонкими, как у барана, а на икрах ног и около икр кожа у него была по цвету точно как баранье сало. Волосы у него на голове были даже не рыжими, а цвета темной киновари — такая бывает у мякоти очень спелого апельсина; и он их зачесывал назад, обильно смазывая бриллиантином, как и сам директор. Пробор у него был как прямая белая линия точно посередине головы, такую без линейки не вычертить.
Усы у капитана Хардкасла были той же расцветки, что и волосы, и ох, что это были за усы! Вид ужасающий: этакий густой оранжевый куст, разросшийся между носом и верхней губой и идущий через все лицо от щеки до щеки; широкие, закрученные по всей длине, кончики вверх топырятся — словно после химической завивки или, может, их по утрам накручивали щипцами, нагретыми на пламени спиртовки. Еще такие усы можно сделать, решили мы, если каждое утро начесывать их снизу вверх перед зеркалом с помощью жесткой зубной щетки.
За усами жило воспаленное лицо дикаря с морщинистым лбом — признак крайне ограниченного ума. «Жизнь — сплошная загадка, — как бы заявлял сморщенный лоб, — а мир — место опасное. Все люди — враги, а маленькие мальчики — это такие букашки, которые при случае накинутся и покусают, если их не опередить и не задать им как следует».
Капитан Хардкасл никогда не бывал спокойным. Его ржавая голова вечно дергалась и металась туда-сюда, и каждое метание сопровождалось коротким пугающим урчанием, раздававшимся из его ноздрей. Он участвовал в войне, там и получил свое звание. Но даже мелкие букашки вроде нас понимали, что капитан — не столь уж и высокий чин и только человек, которому больше нечем гордиться, станет цепляться за такое звание в мирной жизни. Не особенно здорово, если к вам все время обращаются как к какому-нибудь «майору», хотя вы давно уже не служите, но «капитан» — вообще предел падения, самое дно.