«Опять Кулл чудит,- недовольно подумал пикт.- Во дворце скучал, когда его слух ласкали искуснейшие мастера лютни, морщился при пении сладкоголосого Рокана из Талуни-на, а тут засмотрелся на бродягу. Что он в нем нашел?»
Словно прочитав его мысли, Кулл, не сводя глаз с юноши, сказал вполголоса:
— Я поражаюсь тому, как самозабвенно играет этот неопытный музыкант. Вряд ли он знает какой-нибудь другой мотив. Но посмотри: глаза его закрыты, губы что-то шепчут, он дрожит, словно сам обратился в струну. Он сейчас не здесь, он блаженствует в сказочной стране, которую сам придумал. Нас для него нет. Другие музыканты сочиняют мелодии для всех, а этот только для себя. Но разве он менее талантлив?
Брулу слова короля показались странными, и он обрадовался, когда Кулл двинулся дальше. Уже довольно долго бродили они по площади и близлежащим улицам, одетые в длинные рубахи простолюдинов. Намотанные на головы повязки спасали от зноя и при необходимости позволяли укрыться от излишне любопытных взглядов. Затея Брула — потолкаться в людской гуще — явно пошла на пользу Куллу. Отрешившись от дворцовой суеты, король успокоился. Воспоминания о недавней войне больше не омрачали его душу. Атлант даже с нескрываемым удовольствием съел горячую лепешку в одной из харчевен, куда они заглянули, чтобы немного посидеть в тени.
Там же, в харчевне, король впервые за несколько дней от всей души повеселился. За соседним столиком сидела подвыпившая компания, с восторгом слушая сбивчивый рассказ сотрапезника. Посмотрев в их сторону, Кулл узнал в говорившем одного из своих лучников, который отличился в битве на Хинте. Но подробности, старательно живописуемые рассказчиком, разительно отличались от того, что случилось на самом деле. Кулл никак не мог припомнить ни отчаянного сопротивления врагов, ни явившегося им на помощь трехглавого огнедышащего дракона. Когда же он услышал, что от его, Кулла, первого же удара замертво пала сразу сотня дикарей, то не смог удержаться от хохота.
— Ты прав, Брул,- повернувшись к пикту, сказал он,- Каждому свое. Дипломаты лгут, чтобы скрыть истинные намерения. Этот болтун искренне вериг в то, что говорит. Наверное, он впервые очутился на поле брани. А там для каждого мужчины кончаются сказки, рассказанные матерью, и начинается взрослая жизнь. Но детство еще навевает ему прежние видения, и в перерывах между походами он невольно сочиняет байки для непосвященных.
Тогда, в харчевне, пикт не придал особого значения туманным словам Кулла. Теперь, после встречи с бродячим музыкантом, у него возникло легкое чувство досады. «Покажи ему обычный камень,- проворчал про себя Брул,- и он пустится в рассуждения о красоте горных утесов.» Однако, ничем не выдавая своего настроения, пикт молча следовал за королем.