— А ты знал этих людей, сын мой? — спросил он, справившись с секундным замешательством.
Я пожал плечами.
— Никогда прежде их не видел. Но я допускаю, что они могли знать меня.
— И тебе не показалось странным, что какие-то неизвестные люди пытаются тебя убить?
— Еще бы, святой отец! — воскликнул я с воодушевлением. — Я ведь обычный школяр…
— Бывший школяр, — поправил меня инквизитор.
— Вообще-то я собирался продолжить обучение, — скромно сказал я. — Меня привлекает карьера правоведа…
— Довольно странно, сын мой, в твоем положении рассуждать о какой-то карьере, — заметил инквизитор мягко. — Но мы отвлеклись. Ты, кажется, собирался перечислить имена своих врагов…
— Как же я могу их перечислить, если они мне неизвестны?
Человек в черном вздохнул и сложил ладони в молитвенном жесте.
— Юноша, знаешь ли ты, скольких подследственных я допрашивал? Больше тысячи. И мне хорошо известны все ваши жалкие уловки, к которым подталкивает вас отец всякой лжи, то есть дьявол. Уверяю тебя — ты заговоришь, хочешь ты этого или нет. У нас в распоряжении достаточно средств для того, чтобы сделать твою плоть податливой, а дух — смиренным. Но пока что я намерен беседовать с тобой как с разумным человеком. Назови мне тех, кто имел основания донести на тебя трибуналу.
«Этот так просто не отстанет», — подумал я.
— Что ж, святой отец… год назад я причинил некий физический ущерб секретарю декана нашего факультета, сеньору Рибальдо. Из-за этого меня и отчислили из университета.
Инцидент, о котором я уже упоминал, обсуждали некогда все школяры и преподаватели Саламанки. Скрывать его было глупо, да и не тот человек был сеньор Рибальдо, чтобы я мог его опасаться даже в роли свидетеля трибунала.
— Так, — удовлетворенно сказал инквизитор, по-прежнему не делая никаких попыток записать мои слова на бумаге, — значит, секретарь декана факультета…
И вдруг хлопнул ладонью по столу с такой силой, что я даже подскочил на месте.
— Что ты мне голову морочишь, щенок? Я разве спрашиваю тебя про всяких идиотов, которые готовы даже на его святейшество папу написать донос ради собственной выгоды? Ты обвиняешься в страшном преступлении, и обвинение это подтверждается доказательствами! Да если бы на моем месте сидел другой следователь, он просто отправил бы тебя на костер, да и дело с концом! А мне вот почему-то вздумалось тебе помочь!
Надо признать, эта неожиданная вспышка произвела на меня впечатление.
— Не понимаю вас, святой отец, — пробормотал я смущенно. — Готов признать, что вел довольно беспутный образ жизни. Любил поразвлечься с девицами и даже с замужними дамами. Возможно, пил несколько больше, чем следует. Играл в азартные игры. Но никаких страшных преступлений я не совершал, клянусь распятием!