Он рассказал, что с помощью горячего воздуха ему удалось разделить то, что доставили из полицейского участка Блэк-Маунтин, на семнадцать отрезков от восьми до девятнадцати дюймов длиной. Он поместил сегменты на толстый лист прозрачного винила и пронумеровал их как в том порядке, в каком преступник отрывал ленту от рулона, так и в том, в каком использовал, связывая свои жертвы.
— С теми, которые были на матери, — полный разброд, — объяснял он. — Вот эта полоса должна идти первой, а на самом деле оказалась последней. А вот эту оторвали второй, но стала она в итоге не второй, а пятой. С девочкой дело обстояло совсем по-другому. Все семь кусков у нее на запястьях намотаны в полном соответствии с тем, как они располагались в рулоне.
— Видимо, ребенка легче было контролировать, — заметил Уэсли.
— Похоже на то, — согласилась я и обратилась к Ричардсу: — А на фрагментах ленты, снятых с тела девочки, тоже обнаружены частицы мебельного лака?
— Нет, — ответил он.
— Интересно, — произнесла я. Эта деталь меня по-чему-то насторожила.
Жирные следы на ленте мы оставили напоследок. Их состав определили как «углеводороды», то есть, говоря проще, обычное машинное масло. Такой вывод не давал нам ни малейшей зацепки — масло, как известно, везде масло. Попасть на ленту оно могло откуда угодно — хоть с грузовика, проезжавшего через Блэк-Маунтин откуда-нибудь из Аризоны.
В половине пятого мы с Уэсли поехали в «Ред Сэйдж». Для алкоголя было рановато, но и он, и я, снова оказавшись наедине, чувствовали себя будто не в своей тарелке.
После той ночи я избегала встречаться с ним глазами, надеясь, что он первым заговорит об этом. Мне не хотелось думать, что произошедшее имело значение только для меня.
— У них есть бочковое пиво из мини-пивоварни, — сказал он, пока я просматривала меню. — Если ты любитель — рекомендую.
— Будь сейчас лето и отработай я пару часов на жаре — тогда еще можно утолить жажду или запить кусок пиццы, — ответила я, слегка задетая тем, что он не знает моих привычек. — А так я пива не люблю и раньше никогда не любила. Пью, только если нет ничего другого, и то без особого удовольствия.
— Не вижу причины из-за этого злиться.
— Вовсе я не злюсь.
— А по голосу не скажешь. И еще ты избегаешь смотреть на меня.
— Со мной все в порядке.
— Эмоции и чувства людей — мой профиль, и сейчас для меня очевидно, что с тобой не все в порядке.
— Твой профиль — эмоции и чувства маньяков и психопатов, — огрызнулась я. — Это не относится к главным судмедэкспертам женского пола, которые не преступают закон, а просто хотят расслабиться после длинного утомительного дня, проведенного за анализом дела об убийстве ребенка.